– Я тоже, – сказала дама. – Пусть упокоится с Богом. Значит, вы все-таки советуете отключить аппарат?

– Пусть решит медицина, – скромно ответил тот и выставил желтоватые ладони. – Пожалуйте, доктор, на исповедь, если почувствуете за собой грех.

– То есть выдергивать вилку все-таки нехорошо?

– Мне отмщение, и Аз воздам, – туманно высказался батюшка.

– Так я и думал, – удовлетворенно кивнул доктор.

* * *

Одноколейка оборвалась резко. Вернее, уперлась в дрожащую молочную стену. Он прошел пять километров, отмечая, что солнце остановилось. Оно зависло в зените и шпарило все сильнее. Зов превратился в подобие нестерпимого зуда. Ноги шагали сами по себе, норовя наступать строго на шпалы, которые лежали слишком часто, и путник семенил. Он исполнялся уверенности, что все разрешится в конце пути, и не особенно удивился при виде стены, протянувшейся вверх и в стороны бесконечно.

Присел перед нею. Допил воду, зная откуда-то, что больше она не понадобится. Вытер платком шею, лицо и макушку. Перекурил, напряженно прислушиваясь и догадываясь, что скоро тишине конец. Потом поднялся на ноги и тронул молочную стену пальцем. Палец вошел легко и ничего не ощутил. Стена почему-то напоминала не столько туман, сколько суфле.

Он ждал, когда усилится зуд, и нарочно сдерживал себя, чтобы чесаться с большим удовольствием.

* * *

– Прощайте, уважаемый, – сказал доктор. – Покойтесь с миром.

И выдернул вилку.

* * *

Его сорвало с места и швырнуло за стену, где уже разгорались бурые, синие, красные, белые и зеленые коридоры.

* * *

Дама с плачем встала со стула, когда доктор вышел. Ее проводили в процедурный кабинет на укол реланиума.

* * *

Он воплотился заново и вырос таким эгоистом, такой редкой гнидой, что все только диву давались.

– Нет ничего хуже осени, – пожаловался Печальный. – Убийственный, тяжеловесный сезон.

Радостный всплеснул руками:

– Полно! Осень – это совершенное чудо! Сказка. Она золотая! Я обожаю осень.

Печальный мрачно уставился на него. Перевел взгляд на голую березу за окном.

– Что хорошего? – хрюкнул он. – Слякотно, темно, надвигается ночь. Скорбные мысли о бренности живого. Подведение итогов, от которых охота повеситься.

Радостный мечтательно закатил глаза.

– Золотая! Осень! В багрец и золото одетые леса. Прислушайся, болван! В их сенях ветра шум.

– Унылая пора, – парировал Печальный.

– Очарование очей! Легкий морозец, бодрое настроение. Масса планов! Круговорот желаний!

– Точно, круговорот, – согласился Печальный. – Не знаешь, что выбрать – веревку или бритву. Что до меня, то всякая гадость случается со мною осенью. Я подозреваю, дело в созвездиях. Земля, Вода и Воздух – ни капли тепла. Вот в чем причина.

– Напраслину возводишь. Между прочим, все войны начинались летом.

Печальный вяло отмахнулся:

– Что мне войны! Войны – понятная вещь. Конечно, их начинают, когда удобно перемещаться… дислоцироваться… – Он пощелкал пальцами, вспоминая слова. – Расквартировываться и атаковать. Летняя форма одежды, блицкриг – с этим ясно, это не обсуждается.

– А с чем же неясно?

– С личным неясно, – зарычал Печальный. – С личным! С ним все непонятно и плохо. Упадок сил, нехватка ультрафиолета и витаминов.

Радостный хлопнул его по спине:

– Ерунда! Тебе витаминов мало? Так осенью самый урожай! Собирание зерновых, разная жатва, яблоки. Подсчет цыплят. Не их ли считают по осени?

– И сирые поля в результате, – язвительно отозвался Печальный. – Пустые свинарники. Кислые щи.

– Ладно, – Радостный не терял надежды. – Скучаешь по солнцу? Садись в самолет и лети на юг. Хорошо!

– Как же я полечу? – раздраженно осведомился Печальный.

– Легко. Я же полетел.

– Ты никуда не полетел, тебя сняли с борта. У тебя не было билета.

– Ну, сняли, – Радостный не спорил. – Не вышло! Всех уболтал – такая, знаешь, энергия появилась, что даже не досмотрели! А на борту уперлись. Ничего страшного, полечу завтра. Айда со мной!

Печальный зловеще ухмыльнулся:

– Завтра ты никуда не полетишь.

– Тогда послезавтра! Какая разница? Летим вместе! Представь, до чего замечательно выйдет – аэропорт, осень! Золотая.

Вошел бугай в халате, принес таблетки. Постоял и подождал, пока Радостный и Печальный проглотят их, затем приказал разинуть рты, заглянул и удалился с недовольным лицом. Беседа свернулась. Радостный лежал на койке и сосредоточенно смотрел в потолок. Печальный сидел, понурив голову.

Через полчаса пришел доктор.

– Мое почтение, дни горести и радости. Как дела? – Он обратился к Радостному: – Осень все золотая?

Тот задумался и неуверенно ответил:

– Нет, она уже, по-моему, не такая золотая. Увы.

– Хорошо. А у вас как дела? – Доктор переключил внимание на Печального. – Хмурое утро? Хождение по мукам?

Печальный пожал плечами и уступил:

– В конце концов, войны начинаются летом.

– Что вы говорите? – Доктор снял очки, протер их. – Ну, славно. Тогда до завтра. Хочу напомнить вам, кстати, что нынче апрель. Впрочем, вам все равно.

– Уважаемые коллеги! В конце нашего собрания приходится говорить о неприятных вещах. Вчера нашу больницу проверяла СЭС. На старой помойке, в контейнере для овощей лежала оторванная собачья нога. Излишне объяснять, что из этого следует. С нас снимут КТУ и применят разные санкции. Да-да, Светлана Савельевна, это касается вас в первую очередь! Не надо тут нагло улыбаться! Как бы слезы не потекли! Я снова и снова буду повторять: забудьте о старой помойке. Ее не существует. Считайте, что она провалилась сквозь землю. Еще неизвестно, выиграем ли мы тендер на ее ликвидацию. Нам приходится соревноваться с ведущими лечебно-профилактическими учреждениями страны. Не мне вам рассказывать, что это значит. Тем не менее у нас уже есть новый участок, на нем стоят новые контейнеры для сортировки отходов. Я понимаю, что ходить далеко, приходится делать крюк. Я знаю, что заварили калитку, но вы же в курсе, что сейчас террористическая угроза. Будьте же сознательны! Заучите, как «Отче наш»: контейнеры есть черные, красные, зеленые и желтые. Соответственно мы делим мусор на пищевой, не пищевой бытовой, не пищевой медицинский и не пищевой медицинский потенциально опасный. Неужели это трудно запомнить? Нет, старое место как медом намазано. И все в одну кучу. Вот у меня жалоба: в котлете обнаружен шовный материал. Кетгут. Как прикажете это понимать? Это относится к операционному блоку, Николай Петрович. И вам я тоже не советую улыбаться. Те же самые собаки – откуда они берутся? Вы что, нарочно их прикармливаете? А потом начинается круговорот органов и пищевая цепочка. У меня остался единственный вопрос: где остальная собака? Марина Михайловна! Это ваша компетенция. Она тоже где-нибудь там, среди овощей, или мне ждать очередной жалобы на шерсть в гороховом супе? И почему вообще появляются какие-то овощные отходы? Уже год как прошла конференция по вопросам оптимизации больничного питания. С кетгутом я вас прикрою – в конце концов, у нас больница и мало ли, откуда он взялся в котлете. Но с овощами-то нас прижмут не родственники, а городская администрация! Неужели вам мало воды, чтобы помыть эти овощи и употребить в безотходном режиме? Не слышу. Что вы сказали, Сергей Иванович? То есть как нет воды? А куда она делась? Экскаватор перерубил трубу? Когда?… Сергей Иванович, это не лезет ни в какие ворота. Я понимаю, что ворота нужны, потому что террористическая угроза, но надо же думать, где рыть! Повремените пока, раз такое дело, вообще со рвом… А остальные повторяйте, как таблицу умножения: черный, зеленый, желтый и красный! Дальтоников у нас нет. Правильно я говорю, Татьяна Павловна? Кстати, вопросы к глазному отделению тоже есть. На ту же тему. В том же контейнере… Хорошо, это первый случай, и я не хочу заострять. Но вы, Татьяна Павловна, останьтесь, и мы побеседуем с глазу на глаз. Простите за каламбур.