Но тут послышался стук в дверь.

– Марья Николаевна! – требовательно сказала Роза Васильевна, заглянув к нам.

Я вскочила на ноги. Захотелось схватить коробку из-под мышей и швырнуть в эту няньку! Такой момент испортила.

– Роза Васильевна, – задыхаясь от ярости, выговорила я, – у нас еще десять минут. Пожалуйста…

Она захлопнула дверь, прежде чем я об этом попросила.

Я снова опустилась на пол. Но момент был утерян, и я знала об этом. Дана уложила мышей в коробку, а столик принялась с жутким скрипом двигать на место.

– Подними его, паркет поцарапаешь, – устало сказала я, возвращая телефон в карман.

Как же не хотелось видеть Розу Васильевну! Я знала, что никогда не смогу сказать ей что-то резкое. Но меня тошнило при мысли о ней. О том, как она плюнула в ладонь и собрала с пола комочки грязи.

– Hasta pronto! До скорого! – сказала я Дане на прощание.

– «Кольцо любви»! – ответила мне радостно Дана. – Наконец-то!

С мышами она попрощалась как положено. Но я не похвалила ее.

Сегодняшний урок напоминал овсяную кашу, которую папа варил мне утром во время маминых командировок.

Мама никогда не солит кашу, а папа – всегда. Если немножко – съедобно. Но часто он пересаливает. Выходит отвратительно. Так и сегодня. Неприятность с песней затмила мне все радости урока.

Главная же неприятность ждала меня в прихожей. У двери стояла Роза Васильевна. В одной руке одна держала тряпку, в другой – мой пенал! На стеклянном столике были разложены мои тетрадки, учебники, носовые платки, блеск для губ и дезодорант, который я брала в школу. Я обвела все это взглядом и, потрясенная, прошептала:

– Зачем вы рылись в моем рюкзаке?!

Бросилась к столику, схватила дезодорант.

– Это мои личные вещи!

У меня дух захватило от возмущения. Да как она посмела лезть в мой рюкзак? И, главное, зачем? Это месть за то, что мы не пустили ее на занятие? От ярости у меня застучало в затылке, и я резко развернулась к Розе Васильевне, но она и не думала смущаться. Спокойно положила на столик мой пенал, шагнула в ванную. Вынесла мой рюкзак с вывернутой наружу тканевой подкладкой и полупрозрачный зеленый пакетик для мусора, в котором я разглядела бутылку от йогурта и желтое месиво. «Банан», – с ужасом подумала я.

Только сейчас я разглядела, что все предметы на столике были мокрыми. На обложках тетрадок поблескивали разводы воды. Пенал потемнел в торце, где проходила молния. Дезодорант в моей руке надсадно пах бананом. Роза Васильевна молча сунула мне мокрый рюкзак и понесла на кухню пакет с мусором.

– Извините, – прошептала я, сгорая от стыда.

Она не услышала.

– Розочка, «Кольцо любви»! – напомнила Дана из комнаты. – Я так хорошо занималась с Машей! Я старалась!

Чтобы с тобой кино посмотреть!

– Ой, врунья, – отозвалась Роза Васильевна, но телевизор уже заработал, и вскоре из комнаты послышался бас:

– Ты плакала?

– Откуда ты узнал?

– Я вижу по твоим глазам…

Я растерянно оглядела влажные вещи и промокший, но чистый рюкзак. Как все донести до дома?! Может, какой-то способ и был, но я не могла сосредоточиться и сообразить: меня жег стыд за те слова, что я сказала Розе Васильевне. Наверняка она хотела сообщить мне, что йогурт протек в рюкзаке: влажные следы тряпки блестели и на полу. Но я сама не пустила ее в комнату…

Роза Васильевна бесшумно возникла в прихожей с яркокрасным пакетом в руках.

– Роза Васильевна, – умоляюще начала я, но она выставила руку вперед, как бы не желая слушать, и ушла к Дане.

– Твой поцелуй – это самое дорогое, что у меня есть, – продолжал бас.

– Ну, они разведутся, – опытным тоном сказала Дана, – в следующей серии. Да, Розочка?

Я принялась укладывать в пакет мокрые вещи. На душе было тяжело. Все всколыхнулось: и огорчение Ольги Сергеевны, и мои страхи, и стыд, и сожаление, и очередная волна раздражения на маму. Зачем она сунула мне банан и дурацкий йогурт?

Я зябко повела плечами, поскорее натянула куртку и выскочила из квартиры с пакетом под мышкой.

Только на улице я сообразила, что забыла забрать пятьсот рублей, которые Роза Васильевна предусмотрительно положила на дальний край столика, чтобы деньги не намокли.

Духу возвратиться за зарплатой не хватило. Слезы побежали по щекам, и я поплотнее натянула на голову капюшон, чтобы случайные прохожие не задерживали на мне любопытных взглядов.

Говорят, неприятности укрепляют характер. Как по мне, так они только портят настроение. И еще как магнитом притягивают друг друга.

– У меня для вас две новости, – начала урок историчка, – хорошая и плохая. Французскую революцию мы п овторять закончили… Но оценки по самостоятельной порадуют не всех.

Она посмотрела на меня. Я кивнула и сделала вид, что записываю что-то в тетрадь. На самом деле я рисовала сердечки. Потому что думала о любви.

Беатрис часто приносит на занятия статьи. В них – истории о разных молодежных увлечениях, вроде брейка или стрит-арта, или какие-то околонаучные наблюдения.

В прошлый раз в статье речь шла о том, как важно учить язык с любовью. Беатрис сказала, что тетенька, которая написала эту статью, – известный испанский лингвист Аннабель Перейра.

Аннабель признавалась, что в подростковом возрасте ненавидела английский, до тех пор пока родители не показали ей старый черно-белый фильм по книге Эмили Бронте «Грозовой перевал». Она помнила, как ей понравился своенравный Хитклиф, который своей цыганской внешностью и бешеным темпераментом напоминал страстного испанца. Ей захотелось разобраться: что же случилось с мисс Кэти? И она попросила родителей включить субтитры и взяла с полки англо-испанский словарь. Потом уже, когда эта тетенька выросла и стала выдающимся лингвистом, она поехала на родину сестер Бронте. И там, стоя у особняка, обнесенного садом, догадалась, почему ей стал нравиться английский, и сочинила эту статью. А в детстве никто даже не усмотрел особой связи между фильмом и уроками, просто дела с английским у нее пошли в гору, вот и все.

Называлась статья La lengua y el amor. Язык и любовь.

– Это, кстати, правда, – кивнула Беатрис, когда мы закончили переводить, и уселась, как обычно, на край первой парты. – Я выучила португальский, болтая в чате с одним классным парнем из Порту. Представляете, я так сильно влюбилась, что оба языка перемешались в моей голове! Звоню своей бабушке, чтобы поздравить ее с юбилеем. А она мне в ответ: «Что ты там лепечешь? Я ничего не понимаю!» Оказывается, я перешла на португальский и не заметила!