– Знаете, Роза Васильевна, мы сегодня не будем отвлекать вас от дел, – пробормотала я.

– Да какие у меня дела? – удивилась Роза Васильевна. – Я ужин приготовила, пропылесосила. С удовольствием вас с Даночкой послушаю, отдохну маленько.

– Кажется, будет лучше без вас, – не глядя ей в глаза, пробубнила я и добавила: – Простите.

Повисла пауза.

– Да? – сказала Роза Васильевна странным голосом.

Будто она хотела сказать не «да», а что-то другое, но сдерживалась. Я мысленно взмолилась: «Отстаньте, отстаньте от нас, пожалуйста!»

Но Роза Васильевна не отступала.

– А раньше просили посидеть, – напомнила она с обидой.

– Да, – выдавила я, – но теперь все в порядке.

– Мы без тебя справимся, Розочка, – подала голос Дана.

Роза Васильевна заморгала. Потом опустила голову, сощурилась и склонилась рядом со мной: углядела комочки грязи, насыпавшиеся с моих ботинок.

– Не нужна Розочка… – протянула она негромко. – Совсем не нужна!

– Нужна! – воскликнула Дана и, раскинув руки, шагнула к Розе Васильевне, но та, разогнувшись, схватилась за поясницу и простонала.

– Розочка, тебе больно? – испуганно спросила Дана, опуская руки.

– Давайте я сама подмету? – предложила я.

Роза Васильевна, мотнув головой, снова наклонилась, ворча под нос:

– Много вы можете сами!

– Я могу, – примиряюще сказала я. – Где у вас швабра?

– Много вы вычистите той шваброй, – последовал ответ, после которого Роза Васильевна, поплевав на ладонь, принялась собирать с пола грязь руками!

Я швырнула рюкзак в угол. То есть я не собиралась швырять его, так само вышло. Он соскользнул у меня с плеча. Роза Васильевна повернула голову и задержала взгляд на упавшем рюкзаке.

– Пошли, Дана, – сказала я и взяла девочку за руку.

– Учебники вам не нужны, что ль? – спросила Роза Васильевна, кивнув на рюкзак.

– Нет, я беру только телефон, – пояснила я и, чтобы Роза Васильевна не решила, что я играю все занятие в телефонные игры, добавила: – Мы будем песню учить.

– Дана не поет у нас, – отозвалась Роза Васильевна.

«Ну конечно, – подумала я. – И учителей ваша Дана выгоняет одного за другим, и не поет. Посмотрим!»

Когда мы закрыли за собой дверь, я прислонилась к стене и съехала по ней на пол. Я так устала… Столкновение с Розой Васильевной отняло последние силы. В животе бурчало от голода.

– Хочешь марципан? – спросила Дана.

Я открыла один глаз. Она стояла рядом со мной на коленках и протягивала на ладони кубик, обернутый в ярко-красную фольгу.

– Спасибо. Ты добрая.

– Хочется играть скорее, – призналась Дана.

– Погоди, – буркнула я, разжевывая приторно-сладкую конфетину и вытаскивая из кармана брюк телефон. – Я тебе принесла одну песенку.

– Я не пою, – сообщила Дана серьезно.

– Твоя няня так считает, – еле сдерживая раздражение, произнесла я.

– Не только…

– А кто еще?

Дана пожала плечами.

– Ладно, неважно, – проговорила я, перебираясь поближе к кровати и запуская под нее руку, чтобы вытащить коробку с мышами. – Нашим мышкам надо выступать сегодня.

– На сцене?

У Даны загорелись глаза. «Ага, – подумала я, – что, съели, Роза Васильевна?»

– Конечно, – кивнула я. – Сценой будет твой столик.

Тащи его сюда.

– Нет, пусть под кроватью пляшут, – пугливо обернувшись на дверь, сказала Дана.

– Тогда поставь столик с другой стороны кровати, – распорядилась я. – Его не будет видно от двери.

– Точно? – усомнилась Дана.

– Claro que sí, – подтвердила я.

Дана не стала спрашивать, что это значит. Поднялась, направилась к столику. Но стоило нам разместить на нем семейство Ратон и даже пригласить в зрители пару фарфоровых кукол с жутким застывшим взглядом, как Дана распорядилась:

– Только никакой музыки.

– Как же плясать без музыки?!

– А вот так!

И Дана заставила мышонка прыгать по столу.

– Это не то, – тихо возразила я.

– Никакой музыки!

– Дана…

Мы обе стояли на коленях перед столиком, и я развернула ее к себе.

– Дана, я понимаю, что ты не хочешь петь. Я это помню.

Я просто включу песню. Веселую. И мыши под нее станут танцевать. А петь не нужно будет.

Дана молчала.

– Я на твоей стороне, – зачем-то сказала я.

Тогда Дана неохотно кивнула. Я нашла на экране телефона нужную папку. Пальцы у меня так и прыгали мимо иконки «Моя музыка». «Пу-ру-рум-пум-пум-пум-пум», – послышалось из динамиков, и детский голос запел:

– Ратон! – узнала Дана. – Это же «мышь»!

– Ага, – кивнула я и принялась подпевать, хотя сама всегда очень стесняюсь своего голоса и уверена, что на ухо мне наступила вся медвежья семья, включая двоюродную бабушку.

Дана как была крепким орешком, так им и осталась.

На провокацию не поддалась, губ не разжала. Даже не покачивала головой в такт музыке. Если бы мне не надо было учить ее, я бы восхитилась ее упорством. Но меня оно только расстраивало.

«Может, веселые песенки помогают учить язык каким-то другим образом? – мучительно размышляла я в то время, пока Дана занималась привычными мышиными действиями, бормоча под нос corre, sentaos, mira… – Может, эти песенки должны веселить преподавателя? Давать ему надежду, что все в порядке, все поправимо и на самом деле не грустно, а весело?»

Даже если так, сеньору Мартину, у которого под пуговицей жил ма-а-аленький мышонок, не удалось меня развеселить. Я что-то отвечала Дане, улыбалась и кивала, но все мои мысли были об одном: как заставить ее петь?

Ближе к концу урока Дана вдруг снова выставила мышей на сцену и что-то прогудела. Я затаила дыхание. Не замечая моего волнения, Дана почесала голову, потом подняла с пола платьице мамы-мышки, которое сняла незадолго до этого, потому что мыши «отправлялись купаться», надела его на сеньору Ратон и снова прогудела мелодию. Мое сердце так и подпрыгнуло. Мелодия была та самая!

– Debajo un botón, on, on, – негромко проговорила я, и Дана, оставаясь на месте, сидя вполоборота ко мне, раскрыла рот.