Я раскрыла рот, чтобы попрощаться с Ольгой Сергеевной и девочками, которые оживленно обсуждали задания, но Таня перебила меня:

– А ты десятое сделала? Там, где надо было подобрать форму глагола. Не помню, как называется.

– Presen Perfec Continuous! – процедила Ольга Сергеевна и с укоризной добавила: – Тема десятого класса, Танечка!

Как можно?

– Я все правильно написала! – с готовностью заявила вторая одиннадцатиклассница.

Танины бледные щеки порозовели так быстро, словно кто-то провел по ним спонжем с румянами.

– Ну и что, что тема десятого класса, – пожала плечами я. – Вот я в десятом, мы это еще не проходили, так что я тоже…

– Что – тоже? – замерла Ольга Сергеевна.

– Ну… пропустила, – неуверенно пояснила я.

– Как «не проходили»?! – ахнула Ольга Сергеевна. – Я же вам на прошлом уроке объяснила Presen Perfect Continuous! Я знала, что это будет на олимпиаде!

От ее взгляда у меня по спине пополз холодок. Медленный такой, противный… Мое бахвальство куда-то испарилось.

Вспомнилась Дана, с которой я твердила местоимения и которая не могла их запомнить. Неужели мы правда проходили эту тему?

Я раскрыла сумку в поисках тетрадки. Последняя тема?

Сейчас я докажу вам, Ольга Сергеевна, что такой темы не было!

– У тебя с собой записи с урока? – жадно спросила Таня. – Дашь мне глянуть?

Все еще мучимая страхом перед Ольгой Сергеевной, который так и чувствовался в ее резких нервных движениях, она практически выхватила тетрадь у меня из рук.

– Ой! Тут мыши какие-то.

Все трое уставились на мою тетрадь, где прямо посреди страницы расположилось, самодовольно улыбаясь, семейство Ратон.

– Маша, а записи где? – оторопела Ольга Сергеевна.

Я потянула тетрадку на себя. Танина подружка ехидно хихикнула. А мыши улыбались. Они тоже находили происходящее забавным.

– Не помню… – пролепетала я, наконец захлопнув злополучную тетрадку.

Меня охватил не страх, а стыд.

– Мне пора, – отступая, тихо сказала я, – меня мама ждет. С капустой. То есть с гречкой. До свидания!

Думать о том, что я подвела Ольгу Сергеевну, было неприятно.

Вспоминалось отчаяние от первых бесполезных уроков с Даной.

Я воткнула в уши наушники, и детские песенки заглушили муки совести.

«Debajo un botón, on, on», – запел детский голос. Только прослушав песенку в третий раз, я сообразила: речь идет о мышах. Такое не могло не понравиться Дане.

Утром мама поставила передо мной тарелку с омлетом и несмело сказала:

– Есть такой журнал… «Здоровье школьника».

«Начинается», – подумала я и вытащила из уха наушник. Песенку о мышах я слушала уже в двадцатый, если не в двадцать пятый раз. Меня беспокоило одно слово, botón.

Я не знала, что это, и боялась, что Дана спросит. Мой бумажный словарь остался на даче (Беатрис задает нам читать книги на испанском только на каникулах), а интернет буксовал. Единственный способ перевести песню – спросить сегодня у самой Беатрис, что такое botón.

– Ты же говоришь, что в журналах одна реклама и ничего полезного, – заметила я, решив на всякий случай перейти в наступление.

– Я – нет, но Людмила Сергеевна… Ты помнишь Людмилу Сергеевну? – проверила мама.

Я хмыкнула и принялась за завтрак. Странно, что мама назвала свою подружку по имени-отчеству. У них между собой принято растягивать слова и дурацки хихикать, даже когда они созваниваются по телефону.

– Ане-ек, – гудит тетя Люся.

– Люсе-ек!

Люся продает в торговом центре колготки. Хотя по профессии она не продавец, а учительница русского языка и литературы. Приехала издалека и не смогла в Москве устроиться в школу.

– Женщина-а! – тянет Люся громко. – Купить-те ка-алготки пжалста-а-а!

Мама считает, что в Люсе скрыта великая актриса, на что папа возражает, что Люся заигралась. Образ (если это образ) крепко-накрепко соединился с ней, как скорлупа с грецким орехом, и ее просто так, без щипцов, не скинешь.

В общем, папа не любит тетю Люсю, а мне было все равно – до сегодняшнего дня, пока не прозвучало название журнала. Под «школьником» имелась в виду, конечно же, я.

– Люся прочла в этом журнале, что у подростков слабые желудки, – продолжила мама, – потому что они не завтракают и не обедают!

– М-да? – с сомнением произнесла я и бросила многозначительный взгляд на тарелку из-под омлета.

Мама поднялась, взяла тарелку, потом снова поставила ее и села обратно.

– Завтрак – да, но что с обедом?! – воскликнула она.

– Для кого же ты варишь суп? – с притворным ужасом спросила я, кивая на плиту, где булькал бульон, а сама курица высовывала ногу, потому что большей кастрюли у мамы для нее не нашлось.

– Ты сидишь в школе до самого вечера и только потом идешь к Дане! Без обеда!

– Катастрофа, – кивнула я. – Прямо хоть фильм «Послезавтра» снимай.

– Не язви, – обиделась мама, взяла тарелку и отнесла ее к раковине.

Она включила воду и что-то пробубнила.

– Что? – переспросила я. – Мне послышалось, я буду брать с собой в школу что-то? Суп, что ли? Прямо в кастрюле?

Я покосилась на куриную ногу, которая покачивалась и приветственно мне помахивала.

– Прекрати иронизировать! – воскликнула мама, швырнув губку в раковину и развернувшись ко мне. Она хотела что-то сказать, но не решалась. Поэтому делала вид, что сердится, чтобы придать себе смелости.

– Ты будешь брать с собой йогурт в бутылке, – отчеканила мама. – И банан. Прямо с завтрашнего дня.

– Я – чего? Какой йогурт?! У меня рюкзак сто кило весит.

Мам, у метро есть «Перекресток». Зайду и куплю твой йогурт.

– Он будет холодным.

– Ма-ам!

– У тебя времени не будет. Там может не оказаться бананов.

– В «Перекрестке»?!

– Именно!

Мы с мамой можем сцепиться – будь здоров. Папа тогда кричит нам: «Брейк, брейк! Девочки, брейк!» Но у меня было хорошее настроение благодаря песне про мышку, и спорила я только для приличия. Чтобы мама не думала, что может заставить меня делать что угодно.

Выяснилось, что мама давно разрабатывала коварный план по внедрению бутылки с йогуртом и банана в мой рюкзак. Стоило мне сказать с зевком: «Ладно, ладно… Когда-нибудь возьму», мама извлекла из холодильника обоих шпионов – белого и желтого. Желтый был предусмотрительно упакован в целлофановый пакет. Защитная маскировка, не иначе.