– Да не вздумай перечить государю, – прервал его размышления Данило, – пока хворает Анастасия. Поправится государыня, можешь просить Ивана Васильевича о милости.

Обдумывая услышанное, Михаил спросил:

– А как государыня себя чувствует?

– На поправку пошла Анастасия Романовна, коли также себя чувствовать будет, снова в Кремле покойно станет. Был у меня разговор с государыней: не грешит она на супругу твою, при случае замолвит за нее царю словечко. Только об одном прошу: не гневай государя понапрасну.

– Спасибо за совет да помощь, Данило Романыч, – поблагодарил Михаил. – Коли утрясется все, я в долгу не останусь. А сейчас гостем будь, ежели вместе в Кремль ехать.

Михайло кликнул слугу. Не успел Данило опомниться, как усердный Федор уже стягивал с него тулуп, не оставив времени на долгие раздумья.

Уже в трапезной, за добрым столом, накрытым расторопной Матреной, потекла мирная беседа: забыв на миг о невзгодах, говорили бояре о делах насущных, дожидаясь часа, когда государю было угодно принять Михаила.

Тревожно билось сердце Михаила перед дверью государевой палаты; по непроницаемому лицу Григория, доложившего государеву волю, нельзя было догадаться, в каком расположении сегодня Иван Васильевич. Уже входившего Михаила осенило: понял – избежит он гнева государева, и не нужно будет расставаться с Настеной. Рисковое дело затеял Михайло, но до конца не осознавая, как выпутается, твердо решил использовать крайнее средство. Жалел только, что поздно пришла к нему шальная мысль, что не успел поговорить с Настенькой.

Царь, видимо, был в добром здравии: как обычно, дружески принял он Михаила, спросил, хорошо ли отдохнул. Однако ж оттягивать разговор не стал – то ли не хотел долго испытывать Михаила, то ли торопился поскорее покончить с неприятным делом.

– Ну что, – напустив на себя грозный вид, спросил Иоанн, – знаешь про болезнь государыни? А причина ее хвори тоже тебе известна? Не отпирайся, по глазам вижу – знаешь, заметил царь смущение постельничего. – Не ждал я подвоха с этой стороны, не думал, что твоя женушка напоганит мне.

Несколько смягчив тон, Иван Васильевич продолжал:

– Тебя, Михайло, я ни в чем не виню. Много худого нашептывали про тебя злые языки, да концы-то с концами у них не сходятся. Верно, запамятовали: вместе из похода с тобой вернулись; один кров делили, неотлучно при мне ты находился.

– Но не скажу ничего хорошего о супруге твоей, – с мрачным видом продолжал Иоанн. – Уж больно шустрая она у тебя; неспроста она с государыней быстро сдружилась и бывать так часто у нее стала. Да с начала их дружбы больно много бед на голову государыни сваливаться стало: то споткнется Анастасия с женой твоей на ровном месте, то с крыльца упадет, а давеча, угостимшись от нее, чуть Богу душу не отдала. Челядь и та шушукается, искоса на твою супругу поглядывает. Как другу говорю тебе: бросай ее поскорей, она и тебя до добра не доведет. Мало что ли на Руси девок приглядных? Любая твоею будет, только скажи слово…

– А ежели не прислушаешься к совету друга, как государь приказываю: сослать Анастасию в дальний монастырь! – сверкнув очами, отрубил Иван Васильевич.

Какое-то время в палате царило тягостное молчание. Государь, вопросительно глядя на Михаила, явно ожидал ответа. Наконец, собравшись с духом, Михайло ответил:

– Радуется сердце, что заслужил я веру, Иоанн Васильевич. Всегда я прислушивался к советам друзей, а к государевым советам и подавно. Не стал бы перечить и сейчас, кабы не случись ничего в моем тереме… – на эти слова Иван удивленно поднял брови.

– … Уж больше двух лет прожили мы с Анастасией, а не привел Господь за то время детишками порадовать. Радостной вестью встретила меня на этот раз супруга – в ожидании она. Какая из Настасьи теперь монашка? Ужели ж мой наследник вдали от отца должен родиться, как неприкаянный всю жизнь без материной ласки прожить? А ежели девку какую возьму, каково ему с мачехой будет? Я – то на службе государевой, то в поход с войском; невзлюбит вдруг, то-то малец намается. Самому не привелось даже поглядеть на отца, и вам, государь, ведомо, каково без родителей жизнь начинать. Неужто и моему отпрыску такая же участь предстоит, али вовсе без наследника жизнь прожить придется? – поведал Михаил.

Словно у испуганного зайца, часто забилось сердце Михаила: не только перед другом детства кривил он душой – самому государю солгал!

От Бога наделенный каким-то особым чутьем, умел он за живое, наболевшее задеть. Так и в этот раз подгадал Михайло: помнил он, как вырос Иоанн, по сей день не имеющий детей.

Речь Михаила возымела на государя должное действие: долго молчал Иван Васильевич, обмозговывал сказанное. Раньше Михаила женился Иоанн, счастлив был в браке, но порой мучили государя мысли: когда у них с Анастасией дети будут, кому престол предстоит оставить? И хотя суетиться да переживать было еще рано, все ж беспокоился Иван: с поздним отпрыском могла повториться та же самая история, что и с отцом. А теперь вот государева Настенька больна, неизвестно, сможет ли после болезни дитя выносить, а жена Михаила уже брюхатая; – нечто недоброе зарождалось в сердце Ивана…

Однако странным образом душа государя могла содержать в себе самые розные чувства – ужасен в гневе Иван Васильевич, но столь же пылок бывал он и в милости. Воистину по-царски поступил на этот раз Иоанн – подавив зарождавшуюся зависть, решил он не торопиться с возмездием.

– Хотя, Михайло, и рано тебя еще поздравлять, но все ж рад я за тебя. Ссылать сейчас твою супругу, так и быть, не стану – пускай спокойно носит. Но чтоб даже духу ее не то что подле государыни – в Кремле не было! Родит твоя Анастасия, подрастет малец – тогда и посмотрим, может, ты сам меня об услуге просить будешь, – уже подмигивая, закончил Иван.

У Михаила даже не было сил радоваться: теперь другие, но не менее горькие мысли мучили его. В скором времени может раскрыться обман, а ежели даже поверит государь в байку о том, что, дескать, потеряла Анастасия ребеночка, придется ей постриг принимать. И впервые за годы семейной жизни пожалел он, что нет у них с Анастасией детишек.

Однако Иван Васильевич не собирался более продолжать эту беседу. Не дожидаясь благодарности и ничего не добавляя к сказанному, повел он разговор уже о делах государственных, и к полуживому Михаилу вновь вернулось прежнее расположение духа.

Прискакав домой, Михайло как ошалелый кинулся в палату Анастасии:

– Настасья, ты где? Разговорчик есть.

Перепуганная Анастасия не нашлась, что и ответить – первый раз за все годы супружества видела она таким Михаила.

– Настенька, – увидев испуг жены, уже более спокойно продолжал Михаил, – обошлось все: сменил государь гнев на милость, вот только изолгался я.

– Да что ж ты эдакого сказать-то мог, что теперь на душе неспокойно?

Михайло открыл было рот, собираясь что-то сказать, но осекся на полпути: проверил, не стоит ли кто за дверью, плотно запер ее, пошарил глазами по углам для верности и, удостоверившись, что никого кроме них в палате больше нет, сказал уже тише: