Вечером, отослав всех слуг подальше, Иоанн как следует припер жену к стенке. Темрюковна ни в чем не сознавалась, но Иоанну было достаточно увидеть первый испуганный взгляд, который метнула на мужа Мария, чтобы понять, что дело нечисто. Бить ее он не стал – не хотел позорить себя, как-никак, но она государыня. Ссылать Марию в монастырь ему тоже не хотелось – и жениться снова при живой жене нельзя будет, и Россия без государыни останется. Однако Иоанн скрыл это от Марии, приказав рассказывать правду, иначе ждет ее неминуемая смерть.

– С Михаилом у меня уже был разговор, – солгал царь, – его рассказ я уже знаю. Кто из вас солгал, решать останется мне.

Темрюковна, думая, что Михайло и впрямь что-то рассказал, открыла государю тайну, однако ж немного переделав происшедшее. По ее словам получалось, что вовсе не государыня соблазнила молодого боярина, но Михайло воспользовался слабостью Марии.

Государь в неописуемой ярости приказал схватить Михаила и целый день обдумывал, какую бы расправу над ним учинить. Однако когда гнев выкипел, царь стал сомневаться. Михаила он знал с детства и никак не мог поверить, что Шорин мог так поступить со своим другом. Но даже и не это смущало его больше. Не понаслышке знал Иоанн, что до безумия влюблен Михайло в свою Машутку, которая на днях стала ему женой. Сколько раз после того, как Шорин заметил ее в своем тереме, отказывался Михайло погулять вместе с государем, ссылаясь на то, что он и смотреть ни на кого, кроме Машутки, не может. А ведь совсем немного дней прошло с тех пор, когда Михайло впервые ее заприметил, и не могла она ему надоесть.

С такими вот сомнениями отходил ко сну государь, и тягостно было ему, что вот так, запросто, может он отправить своего лучшего друга на тот свет. Потом вновь приходили на ум ядовитые слова, думал царь о позоре, которому подвергся, и закипала душа, жаждала крови… К тому же просто так отменять уже однажды принятое решение государь не хотел, боясь, что вся эта история выплывет наружу. В конце концов, Иоанн все-таки решил пока оставить все как есть, положившись на волю Господа.

А под утро ему приснился страшный сон, от которого Иоанн проснулся в ужасе. Снилась ему покойная Анастасиюшка… Бледная, в белой одежде, разрывала она худыми руками прочную веревку, сжимавшую горло Михаилу; веревка расслаивалась на нити, и они одна за одной врезались в ее тонкую кожу, разрезали жилы, и под конец за лившейся во все стороны кровью уже нельзя было различить ни ее рук, ни веревки, ни Михаила…

Перед рассветом, с криками подскочив на ложе, Иоанн понял: не важно, виновен Михаил или нет, но Господь противится его смерти. Единственным светлым чувством, которое оставалось у порой подобного зверю самодержца, была память о своей покойной супруге, и потому царю показалось, что сном этим и Настенька пытается предотвратить смерть Михаила. Вспоминал он свои вчерашние колебания, вспоминал и решение отдаться на волю Божью, но все никак не мог решиться отдать приказ об освобождении Михаила.

«Что же, как не сон, может быть волей господней?» – думал Иван Васильевич, вспоминая видения библейских пророков, но потом словно бес вселился в государя, вновь проснулась жажда крови, и, так ничего и не решив, Иоанн отправился на казнь со следующей мыслью: «Раз Господу неугодно, чтобы Михайло погибал, значит, он его спасет».

А казнь затевалась в тот день знатная. Уйму народу согнали государевы слуги, чтобы вселять страх в непокорных, чтобы на глазах сотен людей лишились жизни изменники, служили примером для всех, кто противится воле государевой, отказывается служить царю и Отчизне.

Желающих видеть это жуткое зрелище было немного, но люди покорно шли смотреть, боясь, что неповиновение может привести к такой же, если не худшей участи. Но, несмотря на то, что на площади не было пустого места от теснившихся здесь людей, шума не было. Зловещим молчанием был ознаменован в этот день восход солнца, с первыми лучами которого с десяток людей должны были лишиться сегодня жизни.

Михайло глядел на эту толпу и поражался – как с такой точностью мог он воспроизвести эту картину еще вчера? Вот там, справа, должна быть его Машенька, вся такая бледная… Михайло повернул голову и действительно встретился взглядом со своей женой.

Последнее пожелание смертников было исполнено – им разрешили попрощаться. Мария, не веря, что все это действительно происходит с ней и ее мужем, как во сне, единственная из всех женщин без слез целовала своего мужа, словно провожая его в гости до соседнего села, а не прощаясь навеки. Но Михайло не удивлялся отсутствию слез у Машутки – ведь это еще вчера он сам так захотел, сам представил свою собственную казнь, и ему вовсе не хотелось видеть опухшее лицо жены.

Казнили не всех сразу – для пущего страха по три человека. В безмолвии вздернули тела первых трех, и их тела еще бились, когда выбили лавку из-под другой троицы…

Михайло знал, что его на смерть поведут последним – пока что представленная им в темнице казнь в точности совпадала с происходящей на самом деле, и его просьбу не завязывать глаза тоже, как он и ждал, выполнили. Вот уже осталась последняя троица, и Михайло медленными шагами направился к виселице. Его убийца затянул петлю, и, как в своем видении, Михайло вдруг резко вскинул голову в сторону государя…

В страшных муках, не сказать, чтобы совести, но чего-то еще чуть-чуть оставшегося от нее, а может в страхе перед Господней карой взирал Иоанн на это зрелище. Михайло уже шел к виселице, когда Иоанну, уже во второй раз, почудилось то же самое – сейчас на Шорина накинут петлю, и покойная Анастасия, воскреснув из мертвых, окровавленными руками начнет стягивать с Михаила веревку… Зная, что в третий раз он не выдержит этого зрелища, Иоанн благим матом закричал:

– Стрельцы, остановитесь…

В установившейся тишине, наверное, можно было услышать свое собственное дыхание.

– Имеющейся у меня властью дарю я этим троим жизнь, дабы все помнили, что не только страшен в гневе бывает государь, но и щедр в милости, и нет иных причин изменять царю и России, кроме собственной глупости…

После этих слов с троих приговоренных сняли петли, развязали веревки, и близкие двоих товарищей Михаила рыдали от счастья…

Михайло, растирая болевшие от веревок руки, уже не опасаясь, что кто-то сможет снять с него заветный перстенек, повернул его, как и положено, камешком наружу, и тот заиграл, заблестел тысячами радужных разноцветных огоньков…

Михайло, с сожалением оторвав взор от дива, нашел глазами Машутку – слегка склонив голову, как Михайло и думал, она улыбалась. Михайло улыбнулся ей в ответ, покосился на перстенек, и вдруг шальная мысль пришла ему в голову: «Эх, и покуролесим же мы еще с тобой!» Глядя на перстень, Михайло даже усмехнулся от всего представленного, и на миг ему показалось, что кто-то непонятный, глядя на Михаила из камушка, усмехнулся ему в ответ…