исторического источника. Он признал, что цифровые данные в них требуют очень осторожного обращения, но при этом подчеркнул: «Кроме внешней достоверности есть еще достоверность внутренняя»[414]. Поэтому, считал он, данные о населении и его благосостоянии хотя и расходятся с действительностью, тем не менее «можно придти к заключению, что взаимное отношение их остается очень близким к истинному, и таким образом, процесс изменений в истории населения может быть изучаем при помощи наших источников с достаточным приближением к истине»[415]. Автор указал на то, что нужно «всегда помнить о широком замысле и его искаженном выполнении и принимать во внимание неточности, недостатки и промахи… присущие… историческим источникам»[416].

Первая глава книги Готье носила источниковедческий характер, что было не свойственно большинству московских историков. Например, П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер и М.М. Богословский в первых главах своих монографий либо вводили изучаемую тему в общеисторический контекст, либо обозначали свои концептуальные соображения. Необходимость источниковедческого введения объясняется не только сложностью и спорностью писцовых книг как источника, но и постепенным осознанием в среде профессиональных историков важности источниковедческих штудий для повышения информационной отдачи материалов. Стоит отметить, что такой подход был более характерен для Петербургской школы историков, где традиции К.Н. Бестужева-Рюмина[417], задавшего источниковедческий вектор развитию изучения истории России в Петербургском университете, способствовали формированию теоретического источниковедения, чего не произошло в Москве. Данный пример также указывает на постепенное сближение Петербургской и Московской школ.

Вторая глава исследования Готье получила название «Территория края и ее историческое значение». Одним из первых обстоятельное описание исторической географии Московского государства XVI–XVII в. предложил С.Ф. Платонов в своем фундаментальном труде о Смутном времени[418]. Несмотря на принадлежность Платонова к петербургской традиции историописания, в этом факте проявилось большое влияние концепции Соловьева и Ключевского об определяющем значении природного и колонизационного фактора в русской истории. Подобную попытку можно наблюдать и в вышедшем практически одновременно с трудом Платонова исследовании Рожкова о сельском хозяйстве XVI в.[419]. Поэтому появление данной главы в работе Готье следует связывать с московской традицией исследований.

Автора не удовлетворило ни одно из экономико-географических описаний его предшественников. Он попытался точнее определить административные и экономические границы изучаемого региона. Ключевым критерием стало осмысление границ в контексте колонизационных процессов. Готье принял предложенное Платоновым понятие «этнографического рубежа» для отнесения той или иной области к Замосковному краю[420]. Он выделял регионы по их порядку вовлеченности в колонизацию, хозяйственным и военно-стратегическим особенностям и даже по социально-политическому устройству. Данный подход позволил Готье отсечь от Замосковного края обширные области Нижегородского и Арзамасского уездов.

На основе указанных критериев историк обрисовал и специфическое положение самого края. По его мнению, «в течение всего XVI столетия Замосковный край, успевший объединиться внутренно, остается русским государственным ядром, окруженным кольцом пограничных областей, подобно крепости, окруженной кольцом фортов»[421]. Фактически Замосковный край находился на «военном положении» еще в XVI в. Но именно из этого центра пошла «медленная и широкая» колонизация южных областей, которая сумела «далеко раздвинуть границы русской национальности»[422]. Колонизационный процесс позволил отодвинуть границы Московского царства, обезопасив тем самым центральные области от военных набегов. Данный процесс привел и к тому, что экономический центр начал постепенно перемещаться в южные, более плодородные регионы, хотя и не смог сместить Замосковный край с его лидирующих позиций. Следуя за Ключевским, автор признавал главным проводником колонизации речные пути[423]. Заметим, что такое же понимание развития центра России Готье нарисовал еще в своем выпускном сочинении о борьбе со степными набегами (см. выше).

Еще одним важным аспектом, на который обратил свое внимание ученый, был анализ климата и почв края. Здесь он оттолкнулся от фундаментальной идеи Соловьева (впрочем, имеющей глубокие корни в философской и исторической мысли), развитой Ключевским, об огромном значении климата в истории страны. «Природные условия слишком тесно связаны с исторической жизнью страны, с бытом и занятиями жителей»[424], – констатировал Готье. Историк присоединился к мнению Рожкова о том, что климат XVI в. мало чем отличался от климата конца XIX в., впрочем, он признавал более широкое распространение лесов[425]. Данный постулат скорректирован современными специалистами в сторону признания того, что на XVII в. пришелся пик похолодания в планетарном масштабе, а климат в России был более суровым нежели теперь, что заметно повлияло на плодородность почв[426].

В работе подробно рассмотрено и административное деление региона. Причем автор провел скрупулезный терминологический анализ, позволивший ему адекватнее рассмотреть изучаемый предмет. Особый интерес представляет типология уездов, проведенная по критерию происхождения административных единиц. Он посчитал, что целесообразно выделить следующие типы уездов: 1) уезд как пережиток удельной эпохи; 2) уезд, возникший из уездов; 3) пограничные области; 4) Новгородская область как особый тип уезда; 5) «уезды, образовавшиеся вследствие административных мероприятий Московского правительства» в конце XVI – начале XVII в.; 6) уезды – личные владения великих князей[427]. Исторический подход в изучении административного деления позволил прийти к следующему выводу: «Различием в условиях происхождения уездов определяются в значительной степени и их неравные размеры и неравномерное количество мелких делений, входивших в состав их»[428]. Рассматривая жизнеспособность данной системы, Готье пришел к выводу, что многие из этих административных единиц перешли в XVIII в. Тем самым ученый переносил на земельные отношения тезис А.А. Кизеветтера[429] о том, что под внешней оболочкой реформированной системы Российской империи скрывались институты XVII столетия.

Важной частью исследования стало рассмотрение социально-экономического состояния Замосковного края непосредственно после Смутного времени. Историк признал, что экономический кризис конца XVI в. в значительной степени подготовил Смуту, вызвав небывалые социально-политические волнения. Но если политический кризис завершился с окончанием Смуты, то экономический продолжался. Его пиком стал период с 1615 по 1620 г.[430] По справедливому замечанию А.Н. Шаханова: «Ю.В. Готье в сравнении с предшественниками значительно расширил географию изучения последствий экономического кризиса второй половины XVI в. и событий Смутного времени. Если В.О. Ключевский, С.В. Рождественский, Н.А. Рожков анализировали их лишь по документам Троице-Сергиева монастыря, то Ю.В. Готье – по 48 вотчинам и поместьям России»[431]. Таким образом, сузив географические рамки, Готье многократно увеличил источниковую базу, повысив фундированность исследования. Более того, привлечение новых и внимательный анализ известных источников позволило историку опровергнуть тезис А.С. Лаппо-Данилевского о том, что экономический подъем начался в Московском царстве только с конца XVII в.[432] По мнению Готье, можно говорить об устойчивом росте уже с 1620-х гг.[433] Но тяжелый налоговый гнет помешал обществу этим воспользоваться, затормозив частную инициативу[434].

Значительное внимание автор уделил проблеме демографического развития российского