изучение конкретных тем. В этом заключается важное отличие работы Готье от книги Рожкова, в которой тема была поставлена в традициях предыдущих лет чрезвычайно широко. Сам автор «Замосковского края…» скромно считал свое исследование только «пробным шагом в этой области»[390].

Учитывая критику, обрушившуюся на Рожкова, историк посвятил первую главу источниковедческому анализу писцовых книг, рассмотрению техники их составления и первичной их обработке. Саму процедуру переписи Готье считал «самым грандиозным предприятием московского правительства»[391]. Он подчеркивал, что писцовые книги – «один из интереснейших и важнейших источников… драгоценный материал для исследования в области экономической истории России»[392]. По его справедливому замечанию, писцовые книги не становились объектом специального изучения. Кроме работ А.С. Лаппо-Данилевского, Н.А. Рожкова и И.Н. Миклашевского к тому времени появилась статья Г.Н. Шмелева, где проводилась мысль о необходимости сравнительного изучения книг[393]. Несмотря на эти первые шаги, Готье был вынужден признать, что «изучение интересующих нас памятников еще только начато»[394]. По его мнению, писцовым книгам, как историческому источнику, еще предстоит этап пристальной внешней и внутренней критики. В данном случае внешняя критика, в понимании автора, состояла в изучении местных условий появления памятников, а внутренняя – в анализе их содержания. Это, в свою очередь, намечает «два возникающих… детальных вопроса – оценка цифровых данных и точное установление данных и точное установление терминологии писцовых и переписных книг»[395]. Упор делался на памятники XVII в. Для решения поставленной проблемы исследователь предполагал рассмотреть историю письма, технику писцового дела, совместив это с критическим анализом содержания источников. Готье разбил территорию Замосковного края по уездам, разделив известные писцовые книги по их административно-территориальному признаку. Писцовые книги изучались по следующей схеме: история их возникновения, их состояние и порядок описания земель. Такой подход позволил достаточно полно показать источниковую базу исследования и проанализировать особенности имеющихся источников. Готье их сгруппировал по хронологическому принципу, выделив в качестве объекта исследования «писцовые книги 20-х, 30-х и 80-х годов и, там где они сохранились, дозорные 10-х годов, затем переписные 1646 и 1678 годов»[396]. Историк отметил, что книги частично сохранились в копиях, которые он разделили на три типа: 1) черновики и частные копии, ставшие впоследствии официальными документами; 2) копии в особых сборниках; 3) копии середины XVIII в., сделанные для нужд межевания[397]. Несмотря на приоритетное внимание к источникам XVII в., автор признавал, что книги XVI в. «очень интересны для нас, потому что дают возможность установить сравнение между эпохой до и после смуты»[398]. Этот постулат позволил соблюсти принцип историзма в исследовании.

В анализе писцовых и переписных книг автор приходит к важному источниковедческому выводу, что все переписи взаимосвязаны «вследствие того, что писец и переписчик пользовались обыкновенно… последним по времени или же ближайшим из имевшихся налицо описаний»[399]. Эта мысль способствовала пониманию целостности исследуемых источников. Тем не менее Готье вынужден был признать, что при составлении писцовых книг переписчики редко следовали единообразным приемам. Причиной тому были и региональная специфика, и условия времени. Автор подробно рассмотрел принципы подбора писцов, их снаряжение и саму процедуру описания, работу писцовой комиссии[400]. Он пришел к выводу, что, несмотря на инструкции, в действительности они не объезжали все пункты, нередко полагаясь на старые документы или сообщения с мест. Более того, прямая проверка имела «значение чрезвычайных мер»[401]. К такому же выводу пришел в свое время и И.Н. Миклашевский, что позволило ему утверждать о невозможности доверять итоговым данным книг[402]. Иного мнения придерживался Готье, считавший, что «столь резко высказанное недоверие к писцовой работе едва ли может быть принято без существенных поправок»[403]. Он показал, что писцовые комиссии все-таки старались проверить полученные данные, что позволяет говорить об относительном соответствии данных реальному положению дел. «В общем, описание бывало почти всегда настоящей ревизией права землевладельцев на бывшие в их владении земли и на крепостных людей»[404], – заключал автор.

Не мог историк не отметить в работе и многочисленных конфликтов, связанных с переписью. Население старалось скрыть истинный размер достатка, чтобы избежать высоких налогов. Не способствовали успокоению и многочисленные факты применения писцами своих чрезвычайных полномочий. Тем не менее, пересчитав заново имеющиеся данные, историк пришел к выводу, что писцы не имели цели искусственно завышать данные для увеличения налогов, наоборот, они всегда их уменьшали[405]. Причиной тому было элементарное неумение правильно и внимательно считать, поэтому, делал вывод Готье, итоговые цифры требуют постоянной проверки, без которой они ненадежны и полны ошибок[406].

Трудности в анализе писцовых книг автор объяснял и русской психологией: «Русский человек всегда обладал способностью и умением работать сообща, артелью; с другой стороны, общеславянская черта – склонность к раздорам и несогласиям – никогда не была ему чужой»[407]. Более того, русское общество, по мнению, Готье находилось тогда в «полумладенческом состоянии» и не было готово к современному пониманию государственных проблем. В этом утверждении автор, вольно или невольно, повторил знаменитую теорию Дж. Вико о разных возрастах в истории общества, в русской историографии получившую воплощение в работах С.М. Соловьева[408]. Более того, считал Готье, сама идея государственной переписи намного опережала «культурное развитие русского общества»[409].

Отдельную часть труда историк посвятил анализу терминологии писцовых и переписных книг. На отсутствие такого анализа у Рожкова как негативную черту указывал Ключевский[410]. Неправильное понимание значения тех или иных понятий, по словам Ключевского, привело к тому, что картина, предложенная Рожковым, оказалась значительно искаженной. Готье учел и эту часть критики. Он тщательно изучил многочисленную историческую терминологию, связанную с аграрной историей XVII в. Особенно он остановился на анализе термина «наезжая пашня». Если Рожков считал, что это показатель упадка хлебопашества, так как свидетельствует, что «пахали наездом», то Ключевский предполагал, что это указывает не на упадок, а на распространение земледелия вширь. Решение Готье отличалось от обеих точек зрения, хотя и была ближе к пониманию Ключевского. По его мнению, «пашня наезжая – всегда пашня в пустоши», которая не свидетельствует об упадке сельского хозяйства из-за своего малого распространения[411]. Определил свое отношение Готье и к вопросу о классификации земель. Как известно, в XVI–XVII вв. они делились на «добрые, средние, худые и добрехудые». По мнению Рожкова, земли делили не только на основании урожая, но и на основании наблюдения над почвами[412]. Готье посчитал это наблюдение чрезмерным и присоединился к мнению, что основой деления земель были показатели урожайности[413].

Подводя итоги, Готье достаточно оптимистично оценил значение книг как