Московской исторической школы». Их деятельность проходила на некотором удалении от более старшего поколения учеников Ключевского и Виноградова. Данное неформальное научное сообщество будет продолжать свою научную деятельность на протяжении двух десятилетий, пока его не разрушат обстоятельства, не имеющие прямого отношения к науке.

На первых порах Бахрушин активно занимался общественно-политической деятельностью. Он избирался в Московскую городскую думу три раза с 1909 по 1917 г.[354]. О своей работе историк оставил интересные заметки и воспоминания[355]. Он подробно описал ход выборов в 1909 г., отметив различия партийных пристрастий в зависимости от московских районов. Значительную роль играли «громкие фамилии», к коим и относился сам Бахрушин. Сам депутат не без иронии впоследствии вспоминал: «Я чувствовал вокруг своей головы ореол от блеска моей фамилии… На предвыборном собрании с обеих сторон произносились колкие и укорительные речи, дебатировались программы, вопросы, когда поднялся высокий, седой как лунь, старик в длиннополом сюртуке и в нескольких словах нравоучительным тоном рекомендовал выбирать „таких людей, как Бахрушин“: он меня не знал, не имел никакого представления о моих качествах и недостатках; он видел во мне лишь представителя той породы людей, которых „надо“ выбирать, и кои по своему положению призваны исполнять функцию гласных…»[356]. Большой интерес в воспоминаниях представляют и характеристики самых заметных членов Думы: Н.И. Гучкова, брата лидера октябристов, земского деятеля Д.Н. Шипова, Лидии Арманд, первой женщины в Думе, и т. д.

Подводя итоги деятельности городской думы созыва 1909–1913 гг., Бахрушин считал, что «отмечен могучий рост муниципализации предприятий общественного характера…»[357]. При этом историк вынужден был признать большое количество нерешенных проблем. Выходом из сложившейся ситуации, с его точки зрения, была коренная перестройка существовавшего аппарата, которая могла бы еще более усилить его демократизм[358]. Кроме того, историк ратовал за необходимость более спокойной общественной обстановки для работы думы. Его не устраивали те политические баталии, которые проходили в думе между радикалами и умеренно настроенными: «Партийность, разделившая Думу на два враждебных лагеря, создавала атмосферу, не позволявшую часто правильно оценивать и разрешать вопросы»[359]. Сам Бахрушин, очевидно, относился скорее к умеренному лагерю, хотя его и причисляли к левым кадетам.

Активная общественная деятельность мешала научной работе. Единственной заметной научно-исследовательской работой, опубликованной в дореволюционное время Бахрушиным, стала статья «Княжеское хозяйство XV и первой половины XVI в.», вышедшая в «Сборнике статей в честь В.О. Ключевского» в 1909 г. В статье подробно, с привлечением нового фактического материала, рассмотрены механизмы функционирования княжеской вотчины. Автор выяснил, что в XV в. наблюдается значительное сокращение несвободного населения и привлечение независимых оброчников. Ученый связывал это с общей децентрализацией княжеского хозяйства, приведшей к необходимости привлечения дополнительной трудовой силы[360]. Историк подчеркивал исключительно натуральный характер владений, где на продажу шла только соль. В конце XV в., по наблюдениям Бахрушина, княжеское хозяйство вошло в полосу кризиса, вызванного общим упадком земледелия и задолженностью князей в результате их неумения рационально вести хозяйство на фоне роста товарно-денежных отношений. В результате кризиса произошла очередная мобилизация земель, позволившая московским князьям поглотить удельное княжеское землевладение[361]. Статья молодого историка сразу обозначила его интерес к социально-экономической истории и привлекла внимание в научной среде[362].

6. Взаимоотношения Ю.В. Готье, С.Б. Веселовского, А.И. Яковлева и С.В. Бахрушина

Представители «младшего поколения» Московской исторической школы начинали свою научную карьеру в сложных историографических условиях. На таком фоне происходит объединение выпускников Московского университета разных лет в более или менее сплоченную группу. Знакомство Готье с Яковлевым происходит в Московском университете, где последний начинает преподавать после сдачи магистерских экзаменов. Между ними установились хорошие отношения, и, как уже говорилось, Готье содействовал приглашению Яковлева работать в Румянцевском музее, куда он поступает в качестве заведующего читальным залом 1 мая 1906 г.[363] В то же время в читальном зале интенсивно по 10 часов в день готовился к сдаче магистерских экзаменов Бахрушин. Именно там он познакомился с Готье и Яковлевым, а общие учителя и интересы быстро сблизили молодых ученых. Яковлев способствовал знакомству Бахрушина с Веселовским. Таким образом, сформировался неформальный круг общения молодых московских историков. Взаимоотношения между ними не всегда были безоблачными. Так, долгое время протекал скрытый конфликт между Готье и Веселовским после критической рецензии последнего на книгу «Замосковный край в XVII веке». Тем не менее отношения сложились очень тесные и большей частью дружеские. Связующим звеном этого круга был Яковлев, отличавшийся умением ладить с людьми разных характеров.

Так, в своих письмах Бахрушин обращался к Яковлеву, как правило, на «ты»[364]. В своих воспоминаниях начала 1930-х гг. Бахрушин впоследствии давал следующую характеристику Яковлеву: «Его тонкая мысль, его глубокая и разносторонняя эрудиция, художественная яркость речи, смелость и оригинальность суждений не могли не очаровать юношу, до тех пор знавшего лишь официальную книжную историографию и не имевшего случая сталкиваться с живым обсуждением научных вопросов, а исключительные душевные качества этого талантливого ученого не могли не привлечь моего сердца. Так завязалась та близкая и дружеская связь, которая про тянулась более четверти века до настоящего момента, никогда не слабея, и дала мне, кроме радостей общения с выдающимся по уму и сердцу человеком, неизмеримо много глубоких и сильных научных впечатлений. Я думаю, что из всех моих друзей А.И. Яковлев оказал на меня наиболее действенное влияние. В первые моменты я всецело подчинился чарующему обаянию его личности, упивался его речью, ловил каждое его слово, впитывал в себя каждое его суждение, ошеломленный полетом, новизной и дерзновением его научной фантазии, обвороженный изяществом и тонкостью его блестящей мысли. Я искал его общества, как прозелит жаждет слова своего пророка, я забывался в бесконечных бесе дах с ним, и он шел навстречу мне со своей изящной приветливостью, со своей милой и обаятельной улыбкой. „Вы точно влюбленные“, – сказал раз один из наших ученых знакомых, застав нас вдвоем. Если я вообще могу назвать себя чьим-либо учеником, то с наибольшим правом я бы присвоил себе честь считаться учеником именно Алексея Ивановича. Впо следствии мы во многом расходились: и в научных вопросах, и в политических убеждениях, и в вопросах житейских»[365].

Бахрушин и Яковлев сильно отличались характерами: «Но главное, что нас разделяло, была разница тем перамента: горячий, отдававшийся с головой чувству, страстный в симпатиях и антипатиях, А.И. Яковлев раздражался часто моим индифферентизмом во многих вопросах, волновавших его пылкую душу, прямолинейный до несдержанно сти, он не мог примириться с моей податливостью на компро мисс. Но обоюдное чувство прочной дружбы и доверия оста лось, и, хочется верить, останется