– Вы не так меня поняли…

– Так. Сущность женщины заключается в ее неистребимом желании любить и быть любимой, это аксиома, уж поверьте мне. Чувственность женщины, причем женщины, разбуженной любимым мужчиной, похожа на кровь, которую ничем не остановить, кроме смерти. Исчез мужчина – это все равно что перерезали сонную артерию, и кровь хлещет из нее до тех пор, пока ее не остановит новый, другой мужчина. Такой, как я, например. Дежурный любовник, всегда готовый прийти на помощь.

Юля не знала, куда себя деть от стыда: ведь он говорил правду, в которой она не смела признаться даже себе… Да, Крымов – ее сонная артерия, ее единственная любовь, которую она никак не может вытравить из своего сердца. Он бросил ее, женившись на собственной секретарше, предал их любовь, но даже в новом статусе продолжал пользоваться ею как любимой и дорогой ему игрушкой. И Португалов понял это. Он увидел в ней брошенную женщину. Неужели глаза ее настолько затуманились одиночеством, что это стало заметно? Значит ли это, что она, одна из нескольких десятков женщин, прежде слетавшихся на огонек к любвеобильному фотографу в надежде найти утешение в его объятиях, пришла к нему только лишь затем, чтобы, отдавшись ему, мысленно представить себе, что ее ласкает Крымов?.. Какое унижение в своих собственных глазах!

– После того что вы мне только что сказали, мне тем более нельзя здесь больше оставаться.

– Значит, я прав?

– Да. Вы красивый, вас хочется потрогать, поцеловать, обнять, это верно. И я не вижу в этом ничего дурного. Другое дело, что я невольно попала в ряд таких же…

– Нет, еще не попали, не успели, – усмехнулся Аркадий. – Но, по-моему, мы были очень близки к этому. Не уходите, я вас прошу. Вы ведь понимаете, что я не могу сравнивать вас с теми женщинами, которые приходят сюда фотографироваться для определенных целей, вы – более изысканная, умная, роскошная… Побыть с вами, побеседовать, поцеловать вас – истинное наслаждение.

– Наслаждение. Но оно имеет привкус горечи. Вы правильно заметили… Человек, которого я люблю, не любит меня, во-первых; во-вторых, с ним случилась беда, он исчез, причем вместе с женой, и никто из его близких и друзей не знает, где они… Марина Бродягина – ниточка, которая может привести меня к нему. Но сегодня вечером я пришла к вам, конечно, не из-за Марины, тем более что вы мне и так рассказали все, что знали…

– Тогда зачем же вы ко мне пришли?

– Вы позвонили, назначили свидание, и я подумала: а почему бы и нет? Пусть все идет, как идет. Вы хотите узнать, допускала ли я мысль, что стану вашей любовницей? Да, допускала. Хотя и не представляла себе, как стану жить дальше. После того, как все это произойдет…

– А мы не переступим эту грань, и вы будете тихо-мирно жить себе дальше, – усталым голосом произнес Аркадий и уже как-то более спокойно, словно сдерживая в себе страсть, обнял ее. – Садитесь и ни о чем не думайте. Если хотите, расскажите мне об этом человеке, а пожелаете, я расскажу вам о себе…

* * *

От Португалова она вернулась лишь под утро. Она так и не поняла, что же с ними произошло этой ночью и как же это могло случиться, что, лежа обнаженными среди сбитых в комья простыней и сгорая от страсти, они так и не отдались обоюдному желанию; словно все свое томление они превратили в еще более жгучие и острые ощущения вместо ожидаемых, как если бы они занялись любовью по-настоящему. Не получив удовлетворения, распаленные и дрожащие от усталости и озноба, вызванных ласками, они расстались до следующего вечера, еще не зная, что может принести им новая встреча, новая попытка сближения.

Первое, что Юля сделала, оказавшись «дома», то есть вернувшись затемно – около пяти утра – в квартиру Аперманис, это позвонила Чайкину домой и набросилась на него с упреками:

– Как ты мог? Почему ты не пришел в половине десятого, как я тебя просила?.. – кричала она шепотом в трубку, выливая на голову невидимого и явно находящегося в полусне Чайкина всю свою запоздавшую досаду и раздражение. – На кого же мне еще можно было положиться, как не на тебя?..

– Юля, успокойся, – зевая, отвечал ей Леша, – мне думается, что ты должна быть благодарна мне за то, что я не пришел… Португалов – не тот человек, которого следует опасаться. Надеюсь, вы хорошо провели время…

– Негодяй!

– Значит, недостаточно хорошо. И все-таки: рекомендую тебе сейчас же лечь в постель и постараться заснуть. А я никому ничего не расскажу. Могила.

Юля бессильно опустила трубку. Выходит, она недооценила Чайкина. Он все понял, он не такой идиот, чтобы не понять, как же ей именно сейчас нужна поддержка, как необходимо мужское крепкое плечо, на которое можно опереться, тем более что из ее жизни ушел Харыбин и нет рядом ни Крымова, ни Шубина…

Никому он ничего не расскажет… А что рассказывать-то, собственно?

Перед ней неслышно возникла бледная, как привидение, Аперманис. На этот раз она не собиралась удивлять Юлю рассказами о страшно проведенной ночи, о насильнике, которого она время от времени выдумывала неизвестно зачем, а просто присела рядом и, тихонько вздохнув, пробормотала:

– Ну наконец-то… Можешь мне ничего не объяснять, я не вчера родилась, дело молодое…

– Прекрати, – отмахнулась от нее Юля. – Знаешь, я тут подумала…

– Если ты хочешь оставить меня, то я не согласна. Я же вижу по твоим глазам, что ты раздражена, что тебе не терпится выплеснуть на меня свое раздражение, но я здесь ни при чем… И вообще, не забывай, что нас связывают с тобой чисто деловые отношения, а потому постарайся честно выполнять свои обязательства передо мной. Я отпустила тебя на свидание, но мы не договаривались, что ты проведешь с этим мужчиной всю ночь. А как же я?

– Я могу вернуть тебе часть денег…

– Нет. Я готова доплатить тебе, чтобы ты оставалась со мной…

Юля, покрываясь гусиной кожей от одного вида заспанной Риты – этого призрака, присвоившего себе имя или часть судьбы настоящей Аперманис, никак не могла взять в толк, зачем она здесь и с какой стати выполняет все просьбы этой странной особы. Разве Корнилов не сказал, что Аперманис погибла со своим мужем в катастрофе?

– Кстати, я звонила по всем телефонам, которые ты мне дала, но никакого Михайлова там не знают… – Юля сказала это наобум, словно уверенная в том, что позвони она действительно по этим номерам, все происходило бы именно так. Да и как же могло быть иначе, если Антон Михайлов – мертв, а его бизнес находится в Риге, а уж никак не в С.?

Сказала и пожалела. По логике, ей сейчас самое время разоблачить Риту, прижать ее к стенке и заставить выложить все, что та задумала в отношении нее, Юли.

– Все правильно. Тебе никто и ничего о нем не скажет. Мой муж – хозяин, у него много телохранителей, есть даже двойники. Вот и подумай сама, с какой стати его служащим отвечать на твои звонки и вообще произносить вслух имя человека, который их кормит…

Рита снова несла полную чушь. Впрочем, как всегда. Юля подумала, что разобраться с Аперманис еще успеет: она явно стоит на учете в каком-нибудь психо-неврологическом диспансере, а раз так, то по приметам всегда можно будет узнать ее настоящее имя. Что касается прибалтийской фамилии Аперманис, то в руки Риты случайно могла попасть рижская, к примеру, газета, где она предположительно и прочла о гибели Аперманис и Михайлова. А если учесть, что и сама «Рита» говорит с сильнейшим акцентом, то, возможно, она действительно родом из Прибалтики, хотя лечиться приехала почему-то сюда…