Слезы все-таки побежали по щекам. Господин Бундо протянул Дайне бумажную салфетку и быстро принялся смешивать какое-то зелье: пузырьки и склянки с разноцветным содержимым мелькали в его руках быстрее шариков, которые подбрасывает жонглер.

— Вот, выпейте, — он поднес Дайне серебряный стаканчик, от которого пронзительно пахло апельсином.

— Это оно? — спросила Дайна с надеждой. — Средство, убивающее любовь?

— Нет, — мягко улыбнулся господин Бундо. — Просто успокоительное. Пейте, пейте!

Дайна сделала глоток, и та буря, которая грохотала в ней, улеглась. Она смахнула слезы со щек и спросила:

— А зелье, убивающее любовь?

— Видите ли, — сказал господин Бундо с грустной улыбкой. — Мне двести пятьдесят три года. Когда мне было девятнадцать, как и вам, я тоже влюбился и тоже не мог быть вместе с любимой. И я выпил то зелье, о котором вы так настойчиво просите. Потому что это было слишком больно, жить с той любовью.

Дайне вдруг стало страшно — так, что даже в животе заныло.

— А потом? — спросила она.

— Зелье подействовало, — откликнулся господин Бундо. — И вот уже двести тридцать четыре года я живу без любви. Оно всегда дает результат, забирает любовь. Оно очень простое, в общем-то, любой может смешать. Но примете его — и любовь никогда больше не прорастет в вашем сердце. Как по мне, это прыжок в пасть льва, чтобы спастись от медведя.

Дайна присела на край парты — ноги подкосились.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес господин Бундо. — Вы все прекрасно понимаете.

— Что же мне делать… — растерянно прошептала Дайна.

— Любить, — решительно ответил преподаватель. — И пусть он любит вас. Любовь это ведь не стремление присвоить человека. Это искреннее желание счастья тому, кого ты любишь.

— Да, — кивнула Дайна. — Он говорил об этом.

— Допейте, — господин Бундо кивнул на стаканчик зелья, который Дайна так и держала в руке. — И поверьте, скоро вам будет легче. Как только вы почувствуете, что любовь — это радость, а не чувство собственности, то вам сразу же станет спокойнее.

— Правда станет? — с надеждой спросила Дайна. Господин Бундо уверенно кивнул.

— Правда, поверьте специалисту. Вы ведь прошли на отбор невест?

Сама мысль об отборе для принца Эжена сейчас казалась Дайне кощунственной. А ведь она будет в нем участвовать, проходить этап за этапом… Может быть, Валентин попросил ее об этом потому, что хотел, чтобы она отвлеклась и обо всем забыла? Маги быстро влюбляются и сильно любят, но, возможно, они и остывают так же быстро?

Может, и она остынет, участвуя в отборе?

— Да, — кивнула Дайна. — Сегодня в полдень будет объявлено задание первого этапа.

— Тогда желаю вам сил, — произнес преподаватель. — Все будет хорошо.

Дайна поблагодарила его и, выйдя в коридор, побрела в сторону лестницы. Мимо прошел Кристиан — осторожно нес в руках маленький ящик, оплетенный металлическими полосами. Пробежали второкурсники — должно быть, опаздывали на урок.

Дайне казалось, что все это происходит во сне.

Она надеялась, что сможет проснуться — и никак не могла.

***

День прошел как и полагается, в праведных трудах.

Валентин даже не успел пообедать с Эженом. Брат вроде бы не обиделся — заглянув в кабинет, он увидел, как Валентин тонет в бумагах из министерства, банковских сводках и хозяйственных отчетах — но было ясно, что ему хотелось бы побыть с младшим после тех лет, что они провели в разлуке.

После похорон Валентин уехал. В тот момент он и сам не знал, куда направляет коня — лишь бы подальше от Саалии, от облетевшего черного леса, звонкого лая собак, кровавой клюквы на траве. Подальше от отца с его неловким сочувствием и тяжестью вины на плечах, подальше от самого себя. Он скитался чуть больше года: когда над Саалией закружились снежинки первой метели, Валентин вернулся — могущественным магом, чье лицо было скрыто маской.

Леон его понял — просил прощения, не задавал ненужных вопросов и говорил, что сделает все, о чем попросит младший сын. Валентин сказал, что хочет возглавить академию магии и что придет на помощь отцу и семье, если потребуется, но больше никогда не вернется в Саалию. Момент был удачным, тогда как раз скоропостижно скончался прежний ректор, и министерство магии объявило конкурс на его замену. Стать ректором оказалось непросто: несмотря на финансовую поддержку отца, министерства трех стран знатно потрепали Валентина, оценивая уровень наглого выскочки — и остались довольны. Валентин до сих пор помнил их улыбки.

«Девять лет, — думал Валентин, принимая очередную стопку писем. — Вся моя сознательная жизнь прошла здесь, в этих стенах».

Замок скрыл его от мира надежнее, чем маска. Замок стал его домом и склепом, опорой и надеждой, и в какой-то момент Валентин успокоился и просто стал жить дальше — великим магом, который хранит давнюю тайну за латами своего бесконечного могущества. Он интриговал; к нему не раз и не два подходили студентки, предлагая перевести отношения в более приятную плоскость. Одну из второкурсниц Валентин однажды вытащил из собственной ванной — полностью обнаженная девица лежала в воде, и лепестки алых роз кокетливо прикрывали ее грудь и лобок. На все предложения он смеялся и говорил, что будет очень рад и встречам, и отношениям, но только после того, как девушки получат золотой листок диплома.

Ни одна не пришла — Валентин этому не удивлялся. Когда отношения строятся не на любви, а на власти, из них хотят извлечь только выгоду.

Думал ли он, что однажды возненавидит академию? Думал ли он, просто поступая так, как велел ему долг, что рухнет в эту глупую взаимную любовь — рухнет так глубоко, что не сможет выбраться?

В дверь снова постучали. Валентин оторвался от бумаг, мельком подумав, что если это опять пришел Шайло с рассказами о том, как в очередной раз обнаглела молодежь, то он бросит в него чем-нибудь тяжелым. Но это был Эжен — сейчас он выглядел смущенным и виноватым, словно понимал, что отрывает брата от дел, и ему было за это до невозможности стыдно.

— Привет! — сказал он с обезоруживающей светлой улыбкой. — Извини, что я тебе мешаю, но сегодня новый этап отбора. И здешний глава отделения боевой магии сказал, что уже все приготовил.

Валентин улыбнулся, откинулся на спинку кресла и понял, что брат сейчас не видит его улыбки. На мгновение ему стало жаль — и он решил, что иногда надо все-таки изменить своим привычкам.

По большому счету он уже пережил свою давнюю боль. Маска была уже не нужна.

— Заходи, — махнул рукой Валентин. — И закрой за собой дверь.

Эжен послушно прошел в кабинет. Валентин провел ладонью перед лицом, и маска рассыпалась белыми искрами. Эжен оторопело замер и какое-то время рассматривал брата так, словно ожидал увидеть кого-то другого и боялся этого. Потом он снова улыбнулся и, пройдя к креслу для посетителей, произнес: