– Ничего не случилось, – сказал Байрамов, разрезая ленту, и Рита не сразу сообразила, что он отвечает на ее вопрос. – Я вернулся раньше, потому что образовался перерыв на пару дней, и я решил провести их с тобой. Нам предложили продлить контракт на три месяца. После Осаки поедем в Токио, потом – в Йокогаму. Это значит, что мы долго не увидимся. А ты, оказывается, сюрприз мне приготовила!

В последних словах звучал сарказм, но Рита едва обратила на это внимание. Она скучала, а теперь Игорь так запросто сообщает, что его не будет еще три месяца! Значит, Новый год придется встречать с мамой у Миши и Лены?

– Так я еще и виновата? – холодно спросила Рита. – Ты приезжаешь, говоришь, что скоро снова уедешь, и тебе даже в голову не пришло со мной посоветоваться?

Краем глаза она заметила, что Рауф, взяв Азнив за руку, потянул ее на кухню, справедливо считая, что они не должны присутствовать при ссоре. Когда за молодыми людьми закрылась дверь, Рита продолжила:

– Твой брат приезжает с девушкой, и мне приходится разбираться – извините, как умеем! Он просил-умолял ничего не сообщать тебе по телефону, хотел дождаться твоего приезда. Теперь я понимаю, почему он боялся разговора с тобой, но бедным детям больше некуда идти, мы – их единственная надежда! Ты понимаешь, что Рауфа чуть не убили, а ты все думаешь о каких-то предрассудках? Почему бы просто не уладить дело, встретившись с папашей Азнив?

Игорь по-прежнему сидел на корточках, глядя на нее снизу вверх. Когда Рита закончила свою гневную тираду, на некоторое время повисла пауза. Потом он сказал:

– Возможно, не стоило менять профессию – в тебе умирает прекрасный адвокат!

Его голос был спокойным, и Рита поняла, что продолжения скандала не предвидится. Байрамов поднялся на ноги и засунул руки в карманы, задумчиво глядя на нее.

– Ты все неправильно понимаешь, – вздохнул он. – Пошли, мне надо тебе кое-что показать.

Рита покорно последовала за ним. Они могли сколько угодно ссориться, но Игорь имел над ней власть, какой не обладал ни один другой мужчина. Она уже сожалела о своих резких словах. Что плохого сделал Байрамов? Прилетел без предупреждения с сумками гостинцев, желая сделать сюрприз и поговорить о продлении успешных гастролей, а она набросилась на него, как мегера, только что сковородкой не размахивала!

Склонившись над ящиком комода в спальне, Игорь извлек оттуда фотоальбом, о существовании которого Рита не подозревала. Она держала альбомы с концертными фотографиями отца и Байрамова, а также семейные в специальном отделении шкафа в отцовском кабинете. Этого она раньше не видела. Пролистнув несколько страниц, он повернул альбом так, чтобы Рите было удобнее его рассматривать. С черно-белой фотографии улыбались два подростка. Один был черноволосым, темноглазым, с обезоруживающе открытой улыбкой. Во втором она узнала Игоря.

– Кто это? – спросила Рита, показывая пальцем на другого мальчика.

– Вартан, мой школьный друг. В то время в Баку было полно армян, и никто не придавал этому значения. Там жило много представителей других национальностей: турок, украинцев, русских, греков. С Вартаном мы дружили с детства. Жили рядом, играли в одной песочнице, ходили друг к другу в гости. Наши отцы тоже были знакомы. Никому и в голову не приходило вспоминать, что один из них мусульманин, а другой – христианин. Мой отец совершал намаз, не ел свинины и читал Коран перед тем, как идти на завод. Отец Вартана церковь не посещал, но туда ходили его жена и дочери. Это не мешало нашим семьям поддерживать дружеские отношения.

Рита сидела затаив дыхание – раньше Игорь не рассказывал ей о своем детстве на родине.

– Потом, как ты знаешь, я уехал с твоим отцом в Питер, – продолжал он. – Приезжал в Баку только на каникулы, и тогда мы встречались с Вартаном, колбасились, как все мальчишки нашего возраста. Баку – прекрасный город. Ты его не видела, но можешь мне поверить – в нем столько солнечных дней в году, сколько Питер не видел за триста лет своего существования! И люди там другие, теплее и открытее, чем здесь. Это – другой мир. Но тот мир для меня рухнул в день, когда как-то вечером отец пришел с завода раньше обычного. Я приехал на каникулы и собирался отправиться с друзьями в парк поиграть в футбол. Но отец повел себя странно. Он никогда не запрещал мне куда-то ходить, но тут буквально втащил меня в дом и запер дверь. Потом стал спрашивать у матери, все ли дети дома. Оказалось, что старшая сестра, Кюмкяб, у подруги и собиралась остаться ночевать. Отец, не говоря ни слова, выскочил на улицу. Через полчаса он привел испуганную Кюмкяб. Я ничего не понимал. Мать, по-видимому, что-то знала, так как без слов выполняла указания отца. Она заперла двери и закрыла ставни на окнах. Отец спустился в подвал и достал ружье деда. Мне казалось, я сплю и вижу кошмарный сон. На самом деле произошло следующее. Мы, дети, жили себе, ни о чем не догадываясь, но в обществе назрели проблемы между армянским и азербайджанским населением Баку. Экстремисты настраивали народ друг против друга. До настоящей резни, правда, не доходило. В тот день отец узнал, что готовится крупномасштабная акция по истреблению армян в нашем квартале. Отцу предложили принять участие, он отказался. Но отец понимал, что в опасности окажутся все, кто живет в квартале, независимо от нации и веры: лес рубят, щепки летят. Он надеялся, что стрелять не придется, но он к этому готовился. Окна были закрыты, и мы ничего не могли видеть. Зато слышали шум, крики, удары, даже несколько одиночных выстрелов. Сквозь щели в ставнях потянулся с улицы дым: что-то горело. Как оказалось, подожгли дом Вартана. Несколько часов мы просидели в комнате, прижавшись друг к другу. Кто-то отчаянно заколотил в дверь. Отец приготовился дать отпор, но это оказался Вартан: беспорядки застигли его в пути. Он перебегал из подъезда в подъезд, пытаясь добраться до дома, но, увидев пожар, бросился к нашей двери. Мы его впустили и снова стали баррикадировать дверь, но через короткое время она опять сотряслась от стука: пришли экстремистски настроенные азербайджанцы, видевшие, что Вартан завернул в наш переулок. Отцу пришлось открыть, но он стоял с ружьем на пороге и не собирался их пускать дальше коридора. Я спрятал Вартана в кладовке, где мать держала домашние заготовки. Стенка там тонкая, и мы, сидя внутри, слышали каждое слово. Отец знал некоторых из этих людей. Они либо жили по соседству, либо работали с ним на одном заводе, но сейчас их невозможно было узнать. Они походили на животных, почуявших запах крови! Они хотели осмотреть дом, но отец сказал, что пристрелит первого, кто посмеет войти. К счастью, ни у одного из визитеров не оказалось огнестрельного оружия, только палки и резиновые дубинки. Они могли взять количеством, и ситуация разрешилась бы не в нашу пользу, но выручили женщины. Заревела младшая сестра, остальные подхватили. Мужчины растерялись. Они испугались не отцовского ружья, а женской истерики, и ретировались. Мы еще сутки не выходили наружу. После пришли родители Вартана – они отсиделись в погребе. Через несколько дней мне нужно было возвращаться в Питер, а позже мама написала, что семья Вартана уехала. Насовсем. Я могу их понять – город, который они считали родным, предал их. Дом сожгли, не осталось почти никакого имущества. Кроме того, пострадала одна из сестер Вартана: девочку избили по дороге из школы.