В один из дней, когда уже начало пригревать солнце, потекли сугробы, к Матвею у ворот гаража подошел человек, представился штабс-капитаном Ермаковым.

– Гражданин, я вас не знаю.

– Бросьте, ротмистр, не фиглярничайте. Мне, когда прапорщик Зотов сказал о встрече, не поверилось. Пару раз проходил мимо, но вы внимания не обратили. А я вас узнал. Попытайтесь вспомнить офицеров при награждении. Вас тогда Владимиром отметили. Ну? Мы недалеко друг от друга стояли.

Уже несколько лет с тех пор прошло, да и выглядели по-другому. Тщательно выбриты, парадные мундиры, сапоги блестят, как зеркало. Ермаков в доказательство стал приводить детали, которые в самом деле были. Матвей осмотрелся по сторонам. Не провокация ли? Ермаков понял.

– Можете меня не опасаться.

– Чем обязан?

– Ну вот, другой разговор. Как вы относитесь к новой власти?

– Никак, пытаюсь приспособиться.

– Смотрю – получается, шоферите.

– При любой власти кушать хочется. Нельзя ли ближе к делу. Мне машину надо подать вовремя. Вы же пришли не за тем, чтобы вспомнить былое?

– Верно. Но разговор наш не для улицы, серьезного подхода требует.

– Тогда где и когда?

– Чувствуется хватка. После восьми вечера у входа в лавру.

– Буду.

Матвей торопился, время поджимало. Из стажера он уже полноправным чекистом стал, при мандате и револьвере и кожаная тужурка и кепка очень кстати оказались. Да большая часть питерских чекистов щеголяли в кожанках. В семнадцатом году Британия поставила России комплекты кожаного обмундирования для пилотов – шлемы, куртки, краги, брюки, сапоги.

Чекисты обнаружили груз на складах, экспроприировали, раздали сотрудникам. Получилось вроде униформы. Еще «Маузеры К 96» в деревянной кобуре-прикладе на ремешке через плечо для цельного образа. Маузеры в ЧК уважали за сильный, точный и дальний бой, но пистолетов на всех не хватало. После заключения Брестского мира большевики договорились о продаже пистолетов с фабрики в Оберндорфе, даже серия была – с укороченным стволом и рукоятью, прозванная на Западе «Боло-Маузер» от «большевистский Маузер».

Матвей же имел добрый надежный «наган». Превосходство «маузера» по многим характеристикам признавал, но пистолет больше для боевых действий на фронте, чем в городских условиях. Тяжел, велик по размерам, для скрытного ношения не пригоден, да и патроны импортные еще поискать надо.

Группа Скворцова, куда входил Матвей, входила в отдел по борьбе с контрреволюцией. Под это понятие любого человека подвести можно. Слова недовольства высказал человек – уже агитация против власти. Коли дворянского звания, хоть и достатка скромного – классовый враг, подлежащий уничтожению. Если лавку имел, значит, мироед, к ногтю его, ату!

Скворцов вообще нашел решение примитивное, но как он считал – удачное. Где-то раздобыл телефонную книгу. В ней не только номера телефонов, но и адреса, с указанием рода деятельности – мещанин, купец второй гильдии, враг. Пролетарии телефонов не имели, поэтому можно было объезжать всех по списку. А дальше – по обстоятельствам. Барабанили в дверь, кулаками и ногами.

– Именем революции – откройте!

Если не нравилась физиономия хозяина, могли доставить в кутузку или забрать ценные вещи. Кто-то честно сдавал изъятое, но безнаказанность, бесконтрольность толкала людей морально неустойчивых к хищениям. Изъятые ценности зачастую принимались без описи, взвешивания, оценки. В сейфах начальников отделов или подотделов ценности хранились баснословные и до казны дошли далеко не все.

Аресты были, пришлось Матвею отвозить несчастных на Гороховую. Освободился поздно, устал, хотелось кушать и спать. Вспомнил о встрече со штабс-капитаном. Не хотелось, но поехал, раз обещал. Довольно далеко, по Невскому проспекту через весь город. Подъехал к лавре, а куда дальше?

Заглушил мотор, выбрался из машины, подошел к воротам. Они заперты, но калитка рядом приоткрыта. Толкнул, прошел, взошел по ступеням, перекрестившись, шапку стянул. Но оглянулся – нет ли посторонних. Не положено чекисту шапку ломать перед образами святых. Религия – опиум для народа, как утверждали большевики. С усилием открыл тяжелую дверь. Откуда-то сбоку человек шагнул, не служитель, поскольку не в подряснике, а в цивильном.

– Гражданин, храм закрыт для посещений, службы закончились, поздно уже.

– Мне назначено.

– Минуточку.

Человек ушел, вернувшись, сделал приглашающий жест.

– Прошу за мной.

Прошли в придел, в небольшую комнатку. Здесь находился штабс-капитан Ермаков и еще один мужчина, незнакомый Матвею.

– Присаживайтесь, господин ротмистр. Или вас следует называть товарищем ныне?

– Как вам будет угодно.

– Насколько нам удалось узнать, ныне вы служите большевикам?

– Вообще-то я после возвращения, довольно трудного, из Франции через Финляндию, из экспедиционного корпуса, вернулся на Родину, но уже в другую страну. Полиция и жандармерия распущены, и их сотрудники не имеют права работы в государственных структурах. Пришлось устроиться шофером в гараж флотского экипажа. Не скрою, по поддельным документам. Так что я уже три месяца как пролетарий.

– Занятная история. Но сейчас вы в Чрезвычайной комиссии служите?

– Воля случая, можно сказать – случайность.

Мужчины переглянулись. Сейчас свет от свечи попал на лицо мужчины под другим ракурсом. Что-то неуловимо знакомое. То, что лично не встречались, это точно.

– Не желаете помочь нашему движению?

– Хочется конкретики. Что за движение, цели, задачи?

– Чувствуется бывший сотрудник Охранного отделения, – улыбнулся незнакомец.

Мужчина не представился, но явно был главным, потому как штабс-капитан буквально смотрел ему в рот.

– Сейчас задача у всех патриотических сил, какую бы позицию они ни занимали – эсеры, монархисты, бундовцы, – одна, это свержение власти большевиков. Сами видите – кровь безвинных граждан льется рекой. Лучшие люди стараются покинуть Россию – пароходами, железной дорогой в Маньчжурию, даже пешком в Финляндию. И лучше большевиков, особенно облеченных властью, уничтожать. Массовый террор! За одного убитого или замученного гражданина – один уничтоженный большевик. Лучше не рядовой, это заблудшие овцы, а функционер. Они сущее зло! Их немного – две, три сотни, пусть тысяча. И уничтожить их физически вполне реально.

Незнакомец говорил убедительно, грамотно, чувствовалось образование, а еще способности организатора. Пока он говорил, Матвей смотрел на лицо. Мучительно пытался вспомнить – кто он? Проходил по картотеке? Там есть фотографии, если человек задерживался полицией или Охранным отделением. Но бесчинствующие после февраля толпы граждан сожгли все архивы, картотеку. Добропорядочным гражданам бумаги не мешали, верховодили уголовники. Они имели свой интерес. В Охранном отделении хранились данные и на уголовников, поскольку они зачастую оказывали услуги политическим, иногда не подозревая о подоплеке. Но главное в картотеке Охранки – архивы на политических. И незнакомец, если хоть раз попадал в поле зрения Охранки, должен там быть. Картотеки нет, проверить негде, надо напрягать память. Сложно, ибо он уже два года в отделении не был. Часа два шел разговор, выяснили позиции друг друга, Матвей обещал подумать и дать ответ. Беспокоиться начал, что за это время прихватит воду в радиаторе, а новый взять негде. Откланявшись, ушел.