сами по себе очень любопытны. Например, о том, как Уэллс, когда ему было уже за семьдесят, все еще надеялся попасть в Королевское научное общество и с этой целью написал тезисы. Не о земляных ли червях? Нет, «О качестве иллюзий на протяжении жизни высшего многоклеточного индивидуума». А членство ему все равно не светило. Чтобы обстоятельно об этом рассказать, потребовались бы недели, но у Заммлера свободных недель не было. У него были другие потребности, другие приоритеты.

Строго говоря, не стоило отвлекаться даже на чтение этой рукописи – бронзовочернильных готических письмен Говинды Лала. Но при всей своей искушенности мистер Заммлер не мог противиться истинному очарованию. На семидесятой странице Лал начал рассуждать об организмах, способных адаптироваться к лунным условиям. Удастся ли покрыть поверхность Луны какими-нибудь растениями? Должны присутствовать вода и углекислый газ. Необходима выносливость к перепадам температуры. Лишайники, по мнению Говинды, могут подойти. А также некоторые представители семейства кактусов. Растение-триумфатор, гибрид лишайника и кактуса, конечно, будет выглядеть непривычно для человеческого взгляда. Но ведь и в тех своих формах, которые уже существуют, жизнь непостижимо разнообразна. Есть ли для нее хоть что-нибудь невозможное? Кто знает, чем еще поразят нас морские глубины? Какие существа там скрываются – может быть, уникальные? Гротескные особи, умудрившиеся достичь равновесия под двадцатимильной толщей воды? Неудивительно, считал Говинда, что человечество так яростно хватается за свои ближайшие обозримые перспективы и так спешит совершить прыжок на другую планету. Воображение – это изначально биологическая сила, ищущая способы выживания в невыносимых условиях.

Мистер Заммлер поднял голову, заметив человека, спешащего к нему. Это был Феффер. Который, как всегда, торопился. Он растолстел, ему не помешало бы сбросить вес. Из-за проблем со спиной иногда приходилось носить эластичный ортопедический корсет. Большой, румяный, с богатой каштановой бородой и прямым носом Франциска I, Феффер, казалось, вечно подгонял свое тело, свои ноги, заставляя их едва ли не бежать. Неловкие розовые руки часто вскидывались, как будто он боялся столкнуться с каким-нибудь другим торопыгой наподобие себя. Глаза имели форму ключей. Зазубринки уголков с возрастом обещали приобрести более замысловатый рисунок.

– Так и знал, что вы остановитесь здесь на минутку, – пропыхтел Феффер. – Уоллес сказал, вы только что ушли, и я сразу побежал за вами.

– Да, солнце светит, и я не горю желанием поскорее спуститься в метро. Вот и решил посидеть. Кстати, не видел вас после той лекции.

– Меня позвали к телефону. Но я знаю, что вы выступали великолепно. Искренне извиняюсь за поведение аудитории. Представляю себе, какое мнение вы составили о моем поколении! Я даже не уверен, что те крутые типы были наши студенты, а не какие-нибудь воинственные отморозки с улицы. В любом случае эти ребята – просто марионетки. Все заводилы старше… А Фэнни вам разве не помогла?

– Молодая леди, которая меня проводила?

– Я же не просто так исчез. Я дал девушке задание позаботиться о вас.

– Понятно. Она случайно не ваша жена?

– Нет-нет. – Феффер быстро улыбнулся и, сев на край скамейки, быстро продолжил говорить. На нем была темно-синяя двубортная бархатная куртка с большими перламутровыми пуговицами. Рука вкрадчиво опустилась на спинку скамьи возле плеча Заммлера. – Она не моя жена. Просто девушка, которую я иногда трахаю и за которой присматриваю.

– Ясно. Все это так быстро. Своей манерой контактировать с людьми вы напоминаете мне электронное устройство. Вам не следовало уходить с лекции. Я же был вашим гостем. Правилам хорошего тона надлежало бы научиться пораньше. Ну а девушка была очень мила. Проводила меня из зала. Я, межу прочим, не ожидал увидеть такую толпу. Даже подумал, что вы решили на мне заработать.

– Я? Нет! Ни в коем случае! Уверяю вас! Все пошло в пользу черных детей, как я и сказал. Поверьте мне, мистер Заммлер, я бы вас ни за что не обманул. Я вас слишком ценю. Может, вы этого не знаете или это для вас неважно, но мое отношение к вам – оно особенное. Почти как к чему-то священному. Ваша жизнь, ваш опыт, ваш характер, ваши взгляды плюс ваша душа… Есть такие связи, ради которых я все сделаю, чтобы их сохранить. Если бы меня не вызвали к телефону, я бы того парня по стенке размазал. Я знаю его, говнюка. Он книжку написал про гомосексуалистов в тюрьме. Жан Жене[62], дешевая версия. Что-то насчет того, как сидится за решеткой чистому христианскому ангелочку, который кого-то укокошил и которому нравится спать с мужчинами. Ну, вы знаете, как это бывает.

– Представляю себе в общих чертах. Так или иначе, вы меня дезинформировали, Лайонел.

– Я не хотел. Вот как это получилось: мы готовили еще одну студенческую штуку, а там лектор в последний момент возьми да откажись. Мои друзья не знают, что делать. Бегут ко мне, чтобы я это как-то разрулил. Тогда мне пришло в голову объединить тот проект с вашим и всех, кто купил билеты, направить к вам. Думал, вам будет все равно, вы поймете. А вот ребята, получается, услышали не то, что я им обещал.

– На какую тему планировалась та, другая, лекция?

– Кажется, «Философия Жоржа Сореля и насилие в современном обществе».

– А я говорил им об Оруэлле и о том, каким он был разумным человеком.

– Многие молодые радикалы считают, что в холодную войну Оруэлл стал частью антикоммунистической пропаганды. А вы ведь на самом деле не хвалили британский королевский флот?

– Вам, значит, это так передали?

– Я бы не вышел из аудитории, но звонок был очень важный. Покупать или не покупать паровоз. Федеральное правительство придумывает налоговые льготы, чтобы привлечь инвестиции туда, куда хочет, чтобы текли деньги. Можно купить реактивный самолет и сдавать его в аренду авиакомпаниям. А можно сдавать локомотив «Балтимору и Огайо» или «Пенн Сентрал». Покупать скот тоже выгодно…

– Вы уже зарабатываете так много, что все это для вас актуально?

Заммлер не хотел, чтобы Феффер, дав волю воображению, увлекся гиперболами и совсем заврался. Неизвестно, сколько из того, что рассказывал этот бедный молодой человек, развлекая своих собеседников, говорилось им исключительно для эффекта. Он испытывал странную потребность облачаться в хвастовство, как в парчу. Бахвалиться деньгами – еврейская слабость. Американская тоже? Не обладая обширными сведениями о современной Америке, Заммлер не спешил с выводами. Как бы то ни было, болтовню Феффера он слушал не из вежливости. Ему нравилась жизнь, кипевшая в этом молодом человеке, нравился его великолепный румянец, нравилось, с какой страстью он говорит. Голос Лайонела напоминал звучание инструмента, на котором играют все громче и громче, хотя и немузыкально, совершенно без оттенков.

Правда, иногда мистер Заммлер чувствовал, что его взгляд на вещи может оказаться неверным.