– Но если Халилбек и есть волшебный и бессмертный Хидр, мудрый наставник и всё такое, зачем он следователя убил? – не унималась я.

– Шшш, Патя!

– Или Адика с нашего посёлка?

– Патимат, ты поступаешь как неразумная. Судишь, не поняв, – строго осадила бабушка. – Люди никогда не могут сразу объяснить поступков Хидра. Удивляются, осуждают. Потому что сути не видят. А потом оказывается, что Хидр был прав.

– Как можно быть правым, убив человека?

Ни бабушка, ни соседки не нашлись что ответить, и поэтому дружно нагнулись над тазами с очищенными уже семечками, засуетились, закопошились.

– Патя, быстро завари чай! – прикрикнула старшая соседка.

Я послушно пошла на кухню, включила электрический самовар, достала крупнолистовый зелёный чай, гвоздику, чёрный перец горошком, мешочки с сушёной душицей и мятой, полынью и чабрецом, лавровый лист, баночку тмина. Ошпарить заварочный чайник, закинуть всего по щепотке, по две-три штучки, залить кипятком, поставить на рассекатель на тихий огонь…

И почему не звонит Марат? Неужто этот гадкий Тимур его отвадил? Я думала об этом и днём и ночью, проваливаясь в мечты и фантазии о нашей с Маратом внезапной встрече, признаниях и тому подобной романтике. Чем наивнее рисовались картины, тем легче было выдержать тянувшуюся неопределённость.

– Ну что, Патя, как вообще дела? – прицепилась вошедшая ко мне на кухню соседка – та, что разносила вести о срыве сватовства Абдуллаевых.

– Нормально, спасибо…

– Что замуж не выходишь?

– Ну-у-у…

– Смотри, Эльмира дотянула до двадцати восьми и уже не может рожать.

– Не всем везёт…

– Никому не везёт, если медлить! Сейчас такая экология! У одной – яичники, у второй – шейка, просто-напросто выносить ребёнка не могут.

Я молчала в ответ, надеясь, что, не дождавшись реакции, соседка отвяжется. Но она продолжала разглядывать мамины кухонные вещички, крючки для полотенец, баночки для сыпучих круп, балкарские глиняные фигурки на полках. Потом села нога на ногу и уставилась на мой вихрастый затылок.

– А волосы ты где постригла? В Москве?

– Да…

– А зачем? Модно, да?

– Да не знаю. Постригла, и всё…

– А сушишь ты феном или полотенцем?

– Просто на воздухе. Они быстро сохнут.

– Ну конечно, – закивала соседка, – три волосинки…

Потом поднялась и стала разглядывать через моё плечо, как я снимаю заварочный чайник с рассекателя и достаю стаканы-стекляшки.

– Ты с травами заварила, да? А моя свекровь не любит. Ругается, если я с травами делаю…

– Угу.

– Но я иногда мужу завариваю. Есть смесь, специально для мужчин, чтобы налево не сворачивали и только жён любили.

– Это как?

– Выйдешь замуж – скажу. Я вообще много смесей знаю. Ко мне даже Люда заходила, у которой дочку жених бросил.

– Амишкина мама?

– Да. Просила что-нибудь эффективное, чтобы дочку успокоить.

– Удалось?

– Они её в горы отправили, там вроде какой-то дальний родственник жениться на ней согласен. Туда ведь слухи с равнины не так просто доходят.

– Какие?

– Сама знаешь. Что Амишка – не девочка.

Я шумно вздохнула. Мне так опостылела соседская трескотня, что я готова была уже вылететь на улицу, хоть даже и прямо в лапы Тимуру.

– А ты в штанах наружу тоже выходишь? – продолжала соседка, переключившись на мои брюки.

– Здесь ещё не выходила.

– В поселке не надо, не поймут. Ты бы хоть футболку сверху спустила, что ли.

Она лениво облокотилась о подоконник и стала глядеть из окна на баньку, в которой когда-то чахла мама:

– Нда… что теперь с бедняжкой будет…

Я переспросила:

– Какой бедняжкой?

– Да я про невесту Абдуллаева думаю. Какая мать её теперь за сына посватает, после таких проклятий?

– Ну если кто боится, пускай сводит её к гадалке или к кому там водят в этих случаях.

– У нас есть один, который гадает, мужчина, Эльмураз.

– Вот пускай к нему и сводят. – Я подхватила поднос со стаканами душистого чая и вазой с финиками и понесла в переднюю.

Там, кажется, продолжали обсуждать чудеса Халилбека.

– У красного командира ферма молочная, вы знаете, – говорила серебрянозубая.

– Красного командира? – удивилась я, расставляя стаканы на стол.

– Патя, ты что как с Луны свалилась! Красный командир – отец этих рыжих Фарида, Гамида, Сайгида…

– А, ну да.

– И вот. Что-то у них не ладилось. Молока было мало: на сметану, сыр, сыворотку – его уже не хватало. И так почти год, уже разоряться начали. А тут как раз Халилбек в посёлок приехал. Идёт с какой-то веточкой мимо фермы. Увидел, поговорил с командиром, погладил коров – и всё. Молоко пошло…

– Да ты что…

– Зуб даю!

Я представила, как соседка вынимает мозолистыми пальцами изо рта свой серебряный зуб, и прыснула.

– Что за смех, Патимат! Как у ослицы во время течки! – осадила меня бабушка.

Соседки оставили в покое тыквенные семечки и перешли к столу. Бабочка продолжала дремать на окне.

– А ещё, а ещё Халилбек вылечил Хадижу, давно это было, – начала та, что пилила меня на кухне.

– Хадижу?

– Жену Асельдера. У них ещё сын Марат – красавец, адвокатом в Москве работает, они с Шахом Фирузиным вместе учились.

Ладони у меня вспотели. Марат! Речь идёт о нём! Я заскрипела стулом.

– Как он её вылечил?

– Как-как? Халилбек тогда с Асельдером общался, потом они поссорились. Адик сбитый ведь оказался его сын.

– Чей сын?

– Асельдера! Внебрачный. Ну вот. У Хадижи были адские боли во лбу, она ещё говорила, что у неё как будто рог оттуда лезет. Ворочалась, ворочалась, спать не могла. И днём прямо ныла от боли. А Халилбек к ним зашёл по-простому, без понтов, на хинкал. «Что ты, Хадижа, мучаешься?» – говорит. Взял чайную ложку, обмакнул в чай и вот так приложил!

Соседка схватила чайную ложку, сунула в горячий чай и ткнула черпалом мне в лоб. Я ойкнула от ожога.

– Вот так он ей сделал, – засмеялась соседка.

– Неужели боль прекратилась? – защебетали все разом.

– Да как рукой сняло! Хадижа сама рассказывала. А теперь отрицает!

– Вздорная она женщина…

Калитка наша скрипнула, чей-то детский голос позвал со двора: