Марат остановился.

– Алишку, Мухтара сына? Его уже забрали?

– Да, ты слишком поздно пришёл.

– Ну всё правильно, если забрали. Абдуллаева тоже?

– Тоже, – закивал Рома. – Но Шах выясняет, что можно сделать. Свидетелей потом вызовут.

Шах оказался рядом с полицейскими, Марат за спинами его не приметил. Он жестикулировал и с горячностью убеждал в чём-то представительного стройного мужчину лет пятидесяти, в штатском и с какой-то картонкой в руке.

– Разрешите представить. Это Марат, тоже адвокат, ведёт в Москве известное дело. А это, Марат, полковник Газиев. Вы, кстати, по соседству живёте.

– А-а-а, вы – сын Асельдера? – догадался полковник. Он чуть коверкал слова с неопределённым горским акцентом.

– Да. И был знаком с покойным, – пояснил Марат. – Это предумышленное убийство?

– Ты чего, Марат? – шикнул Шах, встав на дыбы.

– Вот я сейчас убеждаю вашего коллегу, что да, – заломил правую бровь полковник.

– Убийство, – втёрся, потея, Шах, – непредумышленное, конечно же. Сто девятая статья. Все очевидцы подтверждают. Абдуллаев – вообще свидетель. Он совершенно ни при чём.

– Насчёт Абдуллаева разберёмся, а вот второй, Али Мухтаров, давно у нас на учёте, – прищурился полковник и развернул согнутую пополам картонку.

– Это плакат! – осенило Марата.

Он наклонился к плечу полковника и увидел, что на плакате жирными масляно-красными буквами значилось: «Я – агностик».

– Ну Русик-гвоздь даёт… – вырвалось у Марата.

– Правильно говорят – провокация. Он знал, на что идёт! – ухмыльнулся Шах. – Если дойдёт до суда, товарищ полковник, этот плакат защите только на руку. Потерпевший был не в себе и сознательно шёл на суицид.

– Ты себя сам слышишь хоть? То говоришь – поскользнулся случайно. То говоришь – суицид.

– А…

– Вот и разберёмся, А или Б. Извиняюсь, должен идти.

Полковник сложил картонку и показал им спину.

– Люди говорят – подонок, а ведь не скажешь… – пробормотал Марат, не сводя глаз с удалявшихся, просвечивавших сквозь рубашку лопаток.

– А ты чего на сторону полковника Газиева встал? – взбеленился Шах. – Ты зачем про предумышленное убийство понёс? Помочь мне с делом решил?

– А ты защищаешь убийц Русика?

– Да ты вообще не знаешь, как было! Выскочил на пружинке, когда уже ни тела, ни подозреваемых! Абдуллаева я буду вытаскивать, он вообще ни при чём. Конечно, когда увидел Русика с этим дебильным плакатом, подошёл спрашивать. Ты не подошёл бы? И Алишка подскочил. То, сё, начали обострять. Конечно, а чего Русик хотел? Чего за «железкой» не встал у себя в районе, а на Проспект припёрся! Что значит «Я – агностик»? Ты понимаешь? Да ни Алишка, ни Абдуллаев слова такого не знают. Поняли только, что катит бочку на Аллаха.

– Шах, в итоге Русик мёртв. Кто виноват? – впадая в странное ощущение невесомости, выпалил Марат.

– А что, разве Русик твой кореш был? – прищурился Шах.

– Кореш не кореш, а те, кто его толкнул, пускай отвечают.

– Алишка, сын Мухтара – пускай отвечает, мне не жалко. Полковник на всю их семью зуб точит за то, что ваххабиты. Алишку недавно таскал в шестой отдел, а на тех, кто там побывал, считай, крест можно ставить. Но Абдуллаев… Я уже выяснил, сколько кому дать, чтобы от него отвязались. Семья соберёт.

– А что грозит? Причинение смерти по неосторожности?

– Сто девятая, как я и сказал, хотя полковник-чёрт пытается сто пятую впендюрить, вы с ним заодно. Одна надежда на свидетелей.

– А ты посмотри на свидетелей, Шах. Половина, которая за «железку» ходит, будет валить на твоего Абдуллаева, половина – на бородатого Алишку. Так что подмазывать судью придётся по-любому, – язвительно отозвался Марат, щупая гудящую голову.

– Всё, Абдуллаев-старший звонит, – буркнул Шах, вытаскивая звенящий мобильный и отходя от Марата подальше.

Народ не спешил расходиться. Переминались, судачили. Марат заметил Исмаила, директора школы, которому, чуть не подпрыгивая, доказывал что-то Тимур. Хотелось уйти незамеченным. Он свернул за оцепленную бетонную площадку перед магазинчиком – на ней убился Русик – и не успел ещё сделать и шага по грязной улочке, как замер от резкого свиста. Обернувшись, увидел смеющуюся женщину, закутанную в свободную ткань, только овал лица и кисти рук оставались открытыми солнцу.

– Марат, не узнал? – развязно спросила она.

Потом, заметив торопливо спешащих к Проспекту бабок, обогнала Марата и поманила его рукой. Это была Анжела, дочка тюремной уборщицы, развратница, потаскушка, дьяволово отродье – да каких только имён она не носила! Марат в своей домосковской поселковой жизни находился под странным её влиянием. Ревновал страшно, старался не верить собственным глазам и, оказавшись со всеобщей любовницей наедине, нёс чудовищный вздор про чувства. Но однажды наваждение исчезло, как будто его и не было.

Анжела свернула за угол, толкнула боком калитку и, оглянувшись весело на Марата, скользнула внутрь. Он вошёл следом, пересёк двор вслед за поманивающим розовым пальцем и оказался в маленькой комнатке, служившей, судя по электрической плитке, ещё и кухней. Анжела указала ему на старенькую тахту, сама присела напротив и снова звонко спросила:

– Что, не узнал меня, Марат?

– Не сразу.

– Я тебя тоже не сразу. У тебя плечи стали шире, – бренькнула она хохотком. – А я? Видишь, какая я стала. Я замужем.

– Поздравляю, не знал…

Марату показалось, что он идёт по вязкому песочному дну мутного, волнующегося Каспия, что с головой окунулся в тяжёлую морскую воду. Уши заложило, и выбраться не хватает сил.

– Ты в курсе, что Русик-гвоздь погиб? Сегодня, – хрипнул он еле слышно.

Анжела на секунду застыла, как будто поворот разговора сбил её с толку. Потом быстро облизнула губы и, нагнувшись вперёд к Марату, закивала укрытой в платки головой:

– Конечно. Я даже видела, как врачи приезжали. Возились, возились – всё зря. Русик всегда был странный. И умер странно.

– Его убили, – кашлянул Марат, прочищая горло.

– Да ты что, Марат! Нет! Он упал прямо черепом на бетон, пока с ребятами буцкался. Такой спорщик, у-уй! Что там у него на плакате было написано?

– «Я – агностик».

Анжела хмыкнула:

– Ганостик? Сейчас что-то любят все умничать… Мне сказали, этот плакат – против Аллаха…

Она замолкла и тревожно напрягла слух: на крыльце зазвенели и покатились бутылки, в комнату сунулась блудная морда рыжего котика. Анжела шикнула и громко топнула ногой. Кот отпрянул и тотчас пропал из виду.

– А ты почему не спрашиваешь, как у меня дела, за кого вышла? – снова сладко заулыбалась она Марату. Тот пробормотал, глядя в сторону и потирая висок: