чрезмерное воздействие кислорода вызывает слепоту), но, как едко писала Кросс, «в Бирмингеме провернули куда более простую схему. Вместо инкубаторов там использовали обычные плетеные корзины для стирки». Она пользовалась грелками, завернутыми во фланель; порой даже электрические одеяла приходили на помощь. «Одеяло помещали под ребенка, хорошо укутанного в непромокаемый плащ или несколько слоев пеленок».

Врачи и медсестры допускались до младенцев изредка и только в масках и халатах. Родители вовсе не имели доступа к детям. Они довольствовались тем, что видели своих малышей через окно или прозрачную панель в двери или стене.

Виктория Мэри Кросс поняла, что недоношенные дети часто страдают от внутримозговых кровоизлияний, а те, кто родился с маленьким весом, не могут свободно дышать из-за недоразвитых и слабых легких.

Она настояла на том, чтобы младенцы подвергались воздействию ультрафиолета, помогавшего бороться с анемией. Во время процедуры глаза малышей защищали маленькие очки или полотенце. Данный метод в наше время используют в борьбе с желтухой. Однако существовали и способы лечения, которые значительно отличались от привычных нам. Если уровень кислорода резко падал (сейчас это называется дыхательной недостаточностью), Кросс рекомендовала вводить от одного до пяти миллилитров бренди перорально или делать небольшую инъекцию стрихнина[22]. Она утверждала: «Расширение легких можно простимулировать, если заставить ребенка плакать через определенные промежутки времени». Впрочем, при этом уточняла: «Любые средства, используемые для лечения, должны быть мягкими, поэтому процедуры, при которых младенца могут бить, не поощряются. Ванной с горчицей – вариант для легких заболеваний – не следует злоупотреблять из-за возможных последствий». Очень маленьким детям кислород подавался через кислородные кроватки, палатки или колпаки, иногда – через мягкую резиновую маску, которая надевалась младенцу на нос и рот (11).

Но такие продвинутые отделения для недоношенных новорожденных были немногочисленны. В больнице при Университетском колледже Лондона в 1940 году такого не существовало вообще, однако был кабинет, которым заведовала медсестра, которую все звали Сестра Эдвардс (12). Герберт Барри (в те годы он был юн и работал в той больнице врачом), ставший впоследствии ведущим неонатологом, под конец жизни вспоминал тот кабинет, называя его «бельевым шкафом».

– Если Эдвардс считала, что ребенку нужен особый уход, она забирала его к себе, – объяснил врач. – Сестра Эдвардс не позволяла другим работникам больницы подходить к ее «шкафу», что по тем временам, возможно, было не так уж плохо, – улыбался Барри (13).

В конце концов тщательное клиническое наблюдение за недоношенными детьми легло в основу сегодняшней интенсивной терапии, а тогдашним врачам позволило увидеть особые проблемы маленьких пациентов.

Одной из таких проблем была желтуха; другой – критическая неспособность детей с незрелыми легкими дышать. Это расстройство было названо респираторным дистресс-синдромом новорожденных (РДСН). Врачи стали все чаще реанимировать недоношенных младенцев, которые не могли дышать. Еще с 1800-х годов доктора пробовали закачивать воздух в легкие больных детей через шприц или специальный мешок (14), но процесс дыхания не так-то просто было запустить. А во второй четверти XX века появились более совершенные механические «вентиляторы», или дыхательные аппараты.

Первый аппарат, известный как «железные легкие», использовал отрицательное давление. Пациент с полиомиелитом (детским параличом), мускулы которого были парализованы, помещался в герметичную камеру. Помпа откачивала воздух, низкое давление вокруг груди пациента заставляло его легкие расширяться и тем самым вдыхать. В 1940–1950-х годах появились аппараты с положительным давлением: они поставляли воздух сразу в легкие через маску или трубку, а не откачивали его.

Заметив невероятный эффект вентиляции легких с положительным давлением, врачи поняли, что данная технология может также помочь детям с РДСН. Вирджиния Апгар[23], профессор анестезиологии в Колумбийском университете Нью-Йорка, начала реанимировать младенцев, поставляя им кислород через помещенную в трахею резиновую трубку.

В конце 1950-х годов в больнице Святого Томаса Герберт Барри представил базовую конструкцию дыхательного аппарата. Однако вскоре выяснилось, что некоторые спасенные дети не дышали самостоятельно после отключения от аппарата. Вопрос был в том, как вентилировать их легкие непрерывно в течение нескольких дней. Для этого не было подходящих механических вентиляторов, потому как при использовании положительного давления кислород подавался вручную.

– К счастью, в распоряжении больницы Святого Томаса имелось бесконечное количество подготовленных студентов, мы дали им работу, которую они охотно принялись выполнять, – позже сообщил Барри. – Они часами вручную поставляли кислород в легкие малышей (15).

Но и этого было недостаточно. Крошечные пациенты все равно вскоре умирали.

В 1963 году появился первый выживший ребенок с РДСН. Этому поспособствовал страшно сложный респиратор Бёрда. Устройство изобрел летчик, который вдохновился технологией немцев во времена Второй мировой. Эта технология позволяла дышать на больших высотах.

Респиратор создавался не для недоношенных детей, а для взрослых, перенесших операцию на сердце, – кардиология развивалась быстрее и финансировалась лучше неонатологии.

Барри также понял, что резиновые трубки для реанимации подходят плохо. Они вызывают раздражение гортани уже через пару часов применения. Поэтому он решил сменить их на пластиковые, но тогда появилась другая проблема: как поддерживать стерильность? При нагревании пластик попросту плавился. Тогда Барри спроектировал собственные трубки и отнес их в отделение лучевой терапии в больнице, надеясь, что радиация стерилизует их. Вскоре производители начали изготавливать одноразовые стерильные пластиковые трубки.

Английским «отцом неонатологии», разработавшим особый способ спасения недоношенных младенцев, в 1952 году стал Осмунд Рейнольдс. Спокойный и скромный мужчина – все звали его Ос – всегда, казалось, знал, что нужно делать. Когда-то он был олимпийским фехтовальщиком, однако в итоге стал педиатром (а потом и неонатологом). Ос, высокий и хорошо сложенный, шутил, что, может, он и не знает физиологию лучше остальных, однако в 1955 году принес своей команде бронзовую медаль в чемпионате по фехтованию. Правда была в том, что Рейнольдс был очень умен.

Доктор никогда слепо не придерживался инструкции, созданной под среднестатистического ребенка, потому что понимал: двух одинаковых людей не существует. Он исходил из индивидуальных особенностей анатомии своих пациентов и разрабатывал план действий на каждый конкретный день. Его также заботила дальнейшая судьба детей: среди неонатологов он был одним из первых, кто интересовался здоровьем спасенных им малышей и вел учет.

В то время младенцы, отправляемые на искусственную вентиляцию легких, обычно оставались инвалидами, поэтому все задавались вопросом, зачем их спасать. Ос же верил, что, если врачи справятся с такими проблемами, как низкий сахар в крови или желтуха, пациенты вырастут здоровыми (16). Его гениальность не ограничивалась медицинскими познаниями, она проявлялась и в том, как он управлял отделением. Он быстро понял, что медсестры важны не меньше, чем врачи. Возложенная на них ответственность и оказываемое им огромное