к вам привязан по многим причинам, но главным образом потому, что рассчитываю, пока мы еще не разошлись, проверить всю глубину вашего невежества.

— Какие же вы, мужчины, глупые, — с горечью сказала Мэри. — Мне казалось, что мы обсуждаем серьезные вещи.

— Почему бы не предположить, — вступил Макгрейд, — что он умрет, съев копченого дикобраза, и тогда о двух других блюдах можно просто забыть?

— Нет-нет, — возразил Мартин, восприняв его слова всерьез. — Обязательно нужны перемены.

— Поминки, — продолжил Макгрейд. — Хорошие ирландские поминки — вот что отлично поднимает всем настроение.

— Так, замолчите и послушайте меня, — сказал я. — Начнем мы с копченого дикобраза, а затем предлагаю мясную нарезку в ореховой подливке.

Раздался дружный стон.

— Что тут необычного? — сказал Мартин. — Мы это едим каждый день. Наш основной рацион.

— Нет, нет, — возбудился Мартин. — Это же из-за нее я купил Иисусу поварской колпак.

Те, кто был не в курсе, выглядели несколько озадаченными.

— Вы хотите сказать, что он хорошо готовит это блюдо? — спросил я.

— Да. Лучше я нигде не ел.

Мясную нарезку в ореховой подливке можно считать разновидностью ирландского рагу. Мясо, какое есть под рукой, доводят до кондиции в густой подливке из давленого арахиса и подают со смешанным гарниром, про который сами африканцы говорят «мал-мал штучки». Результат может быть как восхитительным, так и катастрофическим.

— Что ж, если Иисус сделает мясное, то Санта мастер по мал-малым штучкам. С главным блюдом разобрались.

— А на сладкое? — спросил Робин. Все задумались, вопросительно глядя друг на друга.

— Ну что тут скажешь? — всплеснула руками Мэри. — На этот случай существует испытанный запасной вариант.

— Вот именно, — подхватил Макгрейд. — Флуктовый салат.

Это был неизменный ингредиент нашего меню, а флуктовым мы его называли потому, что африканцы не выговаривали «фр».

— Да, боюсь, что этого не избежать, — сокрушенно сказал Робин.

— Сейчас есть хорошие фрукты, — поспешила его подбодрить Мэри. — Можно сделать что-то особенное.

— Отлично, — сказал я. — Теперь все устроено.

— А потом мы выпьем бренди с кофейком на веранде, и старичка можно будет укладывать спать, — сказал Макгрейд. — Но сначала я ему расскажу про рухнувшие мосты и разрушенные дороги, нуждающиеся в ремонте, и вы увидите сияющий нимб над моей головой.

— Вот этого не надо, — попросил Мартин. — Я ведь буду ему показывать наши достижения.

— Интересно, — в задумчивости произнес Робин, — как Англии удавалось сохранить империю, если она валяла дурака, как мы с вами. Пойду-ка я перекушу и заодно приготовлю канделябры.

Он встал и быстро скрылся из виду, но через мгновение снова материализовался.

— Между прочим, у меня нет фрака и белого галстука-бабочки, — сказал он. — Это важно?

— Ну что вы, что вы, — успокоил его Мартин. — Если вы придете в пиджаке и в галстуке, через пять минут вам станет жарко и все равно придется снять все лишнее. Но главное — явиться при параде.

Господи, подумал я. Единственный мой галстук лежал в чемодане примерно в трехстах милях отсюда. Но это была не самая большая проблема, и я ее решил на следующий день.

После того как Санта принес мне бодрящую кружку утреннего чая и я освободился от бельчонка, четырех мангустов и детеныша шимпанзе (они считали, что спят со мной в одной постели из любви ко мне, хотя я полагал, что держу их под одеялом, дабы они не простудились), я велел ему сходить на рынок и купить мне галстук.

— Да, сэр, — сказал он и, отдав распоряжения прислуге, отправился в город.

Вернулся он с таким психоделическим арт-объектом, что я даже испугался за возможную реакцию окружного комиссара. Но Санта меня заверил, что это был самый нейтральный галстук, и я решил поверить ему на слово.

Следующие два дня, само собой, получились для всех нервными. Макгрейд, так гордившийся своими мостами и дорогами, в ужасе обнаружил, что подъезд к дому Мартина весь в рытвинах, и ему пришлось позаимствовать всех заключенных местной тюрьмы, чтобы заровнять колдобины и посыпать дорожку новым гравием, после чего сам дом стал напоминать элегантный, пусть и небольшой загородный особнячок. Я сходил к своему старому приятелю Джозефу и попросил его закоптить двух дикобразов, а еще я связался с охотником, который мне пообещал накануне приезда окружного комиссара нарвать в лесу цветов. Робин прочесал все магазины «Объединенной африканской компании» и пришел в отчаяние из-за отсутствия хоть каких-то деликатесов по причине прерванного водного сообщения. Зато он был страшно горд, обнаружив у себя дома три баночки икры, оставшиеся от предыдущего жильца (откуда тот их раздобыл, совершенно непонятно).

— Уж не знаю, что там внутри, — сказал он, мрачно глядя на баночки. — Они пролежали не меньше трех лет. Возможно, мы все умрем от трупного яда, но икра есть икра.

Мэри, не найдя в доме Мартина ни одной вазы, поступила мудро, купив на рынке пяток довольно изящных тыкв-горлянок. Вместе с Иисусом она перепробовала полтора десятка способов приготовления суфле, все они оказались неудачными, и нам пришлось безжалостно раздавить их подошвами.

Санта проводил почти все время в Мартиновом жилище, и я был спокоен, понимая, что он свое дело сделает, даже если придется поколотить Иисуса.

Вечером накануне приезда гостя мы снова собрали военный совет, чтобы оценить предпринятые шаги. Все сработали как часы. Копченые дикобразы пахли замечательно, хотя еще не были зажарены. Мой друг-охотник притащил огромную охапку лесных орхидей и других цветов, которые Мэри держала у себя в туалете, самом прохладном месте в доме. В качестве эксперимента мы открыли одну баночку с икрой, и она, как ни странно, оказалась съедобной. А еще Робин откопал пачку маленьких галет, которые, решили мы, вместе с арахисом будут уместны под аперитив перед ужином. Его медные канделябры, полированные и блестящие, смотрелись натуральными произведениями искусства, которые украсили бы любую гостиную. Я бы и сам от таких не отказался. Свечей же у него было столько, что их хватило бы осветить весь Ватикан, как мудро заметил Макгрейд.

Все мы с головой окунулись в эту историю отчасти из-за нежного отношения к Мартину, но также как дети накануне Рождества. Вероятно, я был единственным, кому и без того скучать не приходилось, поскольку никогда не знал, что выкинут мои животные. Другие же вели скучную, рутинную жизнь. И хотя мы делали вид, что окружной комиссар жуткая зануда, и призывали на его голову всякие проклятия, на самом деле мы вошли во вкус. Конечно, все, кроме Мартина, который по мере приближения этой встречи становился все более дерганым.

В час икс мы все стояли под кислухой, откуда открывался хороший вид на подъезд к Мартинову дому.