— Что?! Нет! Я обручена с другим.

— Эгм… — Было понятно, что моряк улыбается. — Он обрадуется, узнав обо всем этом, тот ваш джентльмен.

— Я не любовница капитана, это было только средством, чтобы… чтобы я была в безопасности.

В ответ раздалось приглушенное фырканье.

— Надо получше придумать, мисс, это уж точно белыми нитками шито. Я видел, как он целовал вас. И видел, как он на вас смотрел.

— Капитан д’Онэ — прирожденный актер, — отозвалась она сухо, слушая, как Заплатка посмеивается, уходя.

По крайней мере, эта разношерстная банда никогда не сможет ничего рассказать лорду Брэдону. Но может ли она, покинув их, спокойно рассказывать всем нужную ей самой правду? Догадается ли ее будущий муж, что она целовала другого мужчину со страстью и что тот ласкал ее, доводя до совершенного безрассудства? Он догадается, что она уже испытывала мужскую ласку, ведь Люк догадался о своем первенстве, и она с тех пор уже приобрела некий опыт. Все это можно назвать результатом флирта, ничего серьезного — так она полагала, задумчиво хмуря брови в темноте, пока приближались огни Хью-Тауна на Сент-Мэри, самом крупном острове.

Но она была не вправе обманывать человека, с которым заключен брачный договор и который станет отцом ее детей. Человека, с которым она проведет остаток своей жизни. Должна ли она сознаться во всем Эндрю Брэдону? От этой мысли она почувствовала себя дурно. Эйврил даже не представляла, что у нее не найдется слов описать произошедшее, не говоря уже о желании рассказать об этом совершенно незнакомому человеку, который не обрадуется такому рассказу, несмотря на всю свою благовоспитанную терпимость.

Голос Люка за спиной заставил ее вздрогнуть. Он поднялся на палубу, не зная, что она слышит его, и отдал приказ, чтобы суда направились к берегу между расположением гарнизона и городом, туда, откуда подавал им сигналы рыбак Йестин. Казалось, с того момента прошли дни, а не часы.

Моряки принялись работать с парусами. Люк подал сигнал французскому бригу, и тот изменил курс вслед за английским. Волосы хлестнули Эйврил по лицу.

— Вот вы где. — Люк прислонился к мачте. — Вам не холодно?

— Нет.

Ветер заставлял ее дрожать.

— Устали, полагаю? Вы можете спуститься вниз и прилечь на полчаса. Я не буду мешать вам.

— Я хочу увидеть все сама.

— Да, для вас это будет концом всей истории, — согласился он, не глядя на нее.

— Сожалею, что доставила вам столько неудобств. Я потребовала слишком много внимания, которое вы должны были уделить своей цели.

Это походило на разговор с незнакомцем. Голос ее звучал вежливо и сухо.

— Да, внимание мое действительно было отвлечено. Но неудобства? Никогда. Все это скоро станет частью дурного сна, кошмара кораблекрушения, а затем постепенно забудется.

— Не думаю, что смогу когда-нибудь забыть Хорька, — сказала Эйврил, пытаясь шутить.

— Нет. Наверное, нет, — согласился с усмешкой Люк. Он обнял ее за плечи одной рукой в быстром непривычном жесте. — Мы почти на месте, мисс Хейдон.

Эйврил позволила себе опереться на его руку, положив на мгновение голову ему на грудь и вдохнув запах соли, пороха и влажных волос — его запах. Пальцы ее касались рукава Люка и болели от усилия, с которым она заставляла их не вцепиться в этот рукав изо всех сил. «Не оставляй меня!» Он отошел от нее через мгновение, очевидно не зная, какие чувства владеют ею, и она схватилась за мачту, чтобы устоять на ногах. О чем только она думает, пытаясь удержать возле себя этого человека и желая его? Ему нет до нее дела, если речь не идет о физической близости, к ней он испытывал то же, что и к любой другой молодой и привлекательной женщине в подобных условиях.

«Я обручена». Если она будет повторять себе это снова и снова, возможно, каким-то образом убедится, что так и есть и она привязана всей душой к тени безликого человека в Лондоне, с которым проведет остаток жизни, а не к этому смелому, суровому нравом полуфранцузу.

Моряки ругались себе под нос, налегая на весла в гичке, несущейся к длинной полосе пляжа Порткресса. Эйврил, сидя у самого борта, старалась не вслушиваться в этот цветистый говор. Было раннее утро, на берегу ни души.

Как объяснил ей Люк, Хью-Таун беспорядочно выстроен на узкой полосе земли, будто между двумя огромными укусами, нанесенными острову морем. Передняя часть города представляет собой огромную земляную массу форта, названного Звездой Елизаветы, стены которого щетинились пушками, противоположная часть лежала на основной части.

В конце города располагалась гавань, но Люк не рискнул направиться туда, опасаясь привлечь внимание к захваченным предателям. Кто знает, нет ли там соглядатаев, способных узнать в одном из пленных Третевана? Возможно, они даже знают в лицо французского капитана.

Но мелководье и отсутствие путеводных огней сделали моряков раздражительными, и их настроение передалось Эйврил. Она была почти готова выскочить из собственной кожи к тому моменту, когда киль лодки коснулся песка.

— Смелей, — призвал Люк и бесцеремонно бросил ее за борт в воду, которая достигала середины ее бедер.

За ней последовал Люк, затем Хорек с длинным тесаком в руке. Оставшиеся гребцы вытолкнули из лодки пленников, вполголоса потешаясь над тем, как те барахтаются в воде со связанными за спиной руками.

— Возвращайтесь на бриг, — услышала она голос Люка, в то время как Хорек тычками помогал двум узникам присоединиться к ней на берегу. — Я пришлю Йестина с распоряжениями. И, Поттс, если я не найду эти два чудесных брига там, где мне будет нужно, выслежу их и вас вместе с ними, и тогда не будет никаких помилований и денег. Или вас вздернут, или я вас выпотрошу. Возможно, будет и то и другое. Понятно?

— Так точно, капитан.

Голос Поттса звучал так, словно он улыбался.

Гичка исчезла в предрассветном мраке со слабым плеском весел, и Люк повел двух пленников к темным очертаниям города.

— Вверх и налево. Подземный ход для вылазок в форте — Третеван, вы знаете, где он, не сомневаюсь.

Человек хмыкнул в ответ. Шедший рядом с ним французский капитан пробормотал что-то вполголоса.

Люк что-то резко ответил ему по-французски. После этого он перешел на английский:

— И любые дальнейшие оскорбления дамы лишат вас ушей. Вы понимаете меня?

— Вы — предатель Франции! — вскричал пленник по-французски.

— Ваша Франция предала мою семью и убила моего отца. Я стану ревностным французом тогда, когда к ней вернется здравомыслие.

Люк толкнул капитана к углу появившейся из мрака часовни, за которой дорога становилась круче.

— Ah! Un aristo[3].