– Рифат! Посол на проводе! Что-то срочное.

– Я же только что с ним разговаривал.

– Что-то срочное. Соединяю.

Посол не без доли лицемерия извинился за частые звонки, и Рифат, решив не упускать представившейся возможности, поспешил вставить:

– Господин посол, я уже говорил вам, что работаю над составлением правил внутреннего распорядка для наших стажеров. Они порой позволяют себе недопустимые вещи…

– Они приносят нам немало пользы. Но меня интересует госпитализированный сомалийский подросток. Вы в курсе дела?

– Разумеется, господин посол, я внимательно за всем слежу. Ему уже гораздо лучше.

– Рифат, ему настолько лучше, что он умер. Вчера днем. Мне звонил министр внутренних дел. А вы ничего не знаете? Ну вот что. Бросайте донимать стажеров и срочно поезжайте в больницу. Оттуда перезвоните мне.

В больнице «Матер Деи» он поговорил с врачами, лечившими брата Хабибы. Поначалу ему показалось, что оба медика поглядывают на него с подозрением. «Что, удивлены? Никогда не видели такого смуглого французского дипломата? Нет, я не сомалиец, я – француз, пусть и египетского происхождения…» Расспрашивая лекарей, он взял официальный тон. Врачи рассказали, что пациент был убит в своей палате. Кто-то отключил ему аппарат искусственной вентиляции легких, а потом задушил, прижав к лицу тряпку. Эту тряпку нашли на полу возле кровати.

– Прессе сообщили?

– Пока нет, – ответил главный врач, мужчина лет тридцати. – Мы сразу вызвали полицию. Они приехали около пяти часов. Сообщили только родственникам. Его сестра, насколько нам известно, предупредила их – они здесь, на острове, в лагере беженцев.

Вернувшись к себе в кабинет после разговора с двумя дежурными полицейскими, он наконец смог заняться организацией ужина, на который планировал пригласить нескольких мальтийцев – тонких знатоков бордоских вин, имеющих тесные контакты с виноделами Сент-Эмильона. Он рассчитывал с помощью этих мальтийцев быть принятым в Бордоское братство. Не успел он погрузиться в изучение «винного гида» Паркера, как раздался телефонный звонок, на сей раз по его прямой линии:

– Алло, Рифат? Как у вас дела? Стажерку не побили?

– Нет, господин посол.

– Что вам сказали в больнице?

Рифат кратко доложил обо всем, что узнал.

– Рифат, вы опять попали пальцем в небо. Он не просто умер. Его тело исчезло.

Ла-Марса, Тунис (мои воспоминания о браке)

Когда Левент расспрашивал меня о Рим, я сказал ему, что она похожа на мою жену.

Он удивился: «Я и не знал, что ты женат». – «Твоя разведка малость прокололась, дорогой», – ответил я. На самом деле об этом не знал никто, а те, кто знал, давно забыли. Мы познакомились еще в школе и влюбились друг в друга. Это была странная, полудетская любовь.

Пока мы учились и переходили из класса в класс, наша любовь постепенно росла и крепла. Мы перестали просто чмокать друг друга в шейку и прятаться по подворотням и открыто объявили себя парой. Это обстоятельство расстроило родителей Валентины, а моих ввергло в состояние бурной паники: они рвали на себе волосы и сокрушались, что доверили меня парижскому родственнику, сочтя, что школы в Париже лучше. Мы вели себя демонстративно, отчасти бравируя своей связью, – настоящие «анфан террибль», одновременно наивные и трогательные, – но это само по себе свидетельствовало о глубине наших чувств. Мы приводили в замешательство своих друзей и учителей, тем более что позволяли себе подчеркнуто свободные отношения. Впрочем, я никогда этой свободой не злоупотреблял. Валентина первая взяла манеру исчезать на два-три дня, вместо объяснения довольствуясь какими-то туманными и загадочными намеками. Я понятия не имел, где она пропадает, да и, честно говоря, меня это мало волновало, особенно после того, как одна из ее подруг призналась мне, что Валентина ходит ночевать к своим родителям.

Возвращаясь, она в своем детском платьице с матросским воротником и бусами из ракушек на шее выглядела несчастной и с порога бросалась мне в объятия.

Мы часами не отрывались друг от друга.

Я мечтал (подозреваю, и она тоже) об этих мгновеньях, помогавших нам вырваться из окружающей серятины и перенестись в свой собственный мир, недоступный другим.

Между нами постепенно установился своего рода симбиоз, объединивший не только наши тела, но и наши чувства, мысли и желания, включая самые потаенные. Я балдел, разглядывая ее черты, совершенные в своей чистоте: ее чуть вытянутое лицо, намек на ямочки на щеках, глаза фарфоровой куклы, коротко стриженные волосы, легкими завитками спадавшие на лоб, ее теплые бархатные губы.

К тому времени, когда мы решили пожениться (к чему давно стремились), Валентина, обладавшая незаурядными музыкальными способностями, начала учиться вокалу у профессора консерватории, а я поступил на археологию.

Свет еще не видывал свадьбы, так мало похожей на свадьбу. Казалось, абсолютно все участники церемонии, в том числе мэр, скрепивший наш союз, торопятся поскорее покончить с этой процедурой. Валентина выглядела двенадцатилетней девочкой и нарочно вела себя как ребенок. Впоследствии, спустя много лет после смерти Валентины, друзья говорили мне, что весь тот день, включая поспешное посещение мэрии и заход в церковь, где нас благословил друживший с моими родителями иезуит, их не покидало ощущение нереальности происходящего. У меня в ушах до сих пор звучат их слова про «репетицию школьной постановки в честь окончания учебного года».

Отпраздновать радостное событие мы вместе со свидетелями отправились в ночной клуб New Morning, в котором в тот вечер выступал любимый исполнитель моей жены Чет Бейкер. Это был апофеоз всей нашей совместно прожитой жизни. Трубач переворачивал нам душу. Его музыка лилась на нас очистительным дождем и обволакивала божественной благодатью, особенно когда он играл на бис «You Don’t Know What Love Is» и «Let’s Get Lost». Магия этого вечера словно стала нашим пропуском в дальнейшую жизнь.

Мы не мыслили себе существования порознь. Сиамские близнецы for ever[19]. Мы знали, что никогда не расстанемся.

В честь девятнадцатого дня рождения Валентины я устроил вечеринку в нашей квартирке на проспекте Гобеленов. Я выпил несколько рюмок (немаленьких) водки; Валентина тоже. Студент консерватории принес немного кокаина. У нас в гостиной собралось человек тридцать. Гости танцевали. Через широко открытые окна к нам проникала парижская ночь. Я вдруг оказался на кухне, где целовался с нашей бывшей одноклассницей, когда туда вошла Валентина. Она удивленно посмотрела на нас, засмеялась и вернулась в гостиную. Я бросился вслед за ней, но опоздал. Она выпрыгнула в окно. Я подумал, что обязан что-то сделать. Но единственным, что я мог тогда сделать, было последовать за ней и тоже прыгнуть в окно.