На улице камни хрустят у меня под ногами, я чувствую холодную землю сквозь подошвы старых черных кед, пахнущих резиной. С тем же успехом я могла бы идти босиком. До поступления в программу «Виктор» я ходила в этих кедах на цыпочках, делая вид, что на мне балетки.

Теперь подобное тщеславие невозможно.

Я толкаю большую деревянную дверь сарая. Она легко распахивается, и я вместе с чанами проскальзываю внутрь. Мне в нос ударяет аромат сусла и плесени. Впрочем, он не противный, просто необычный, с примесью дерева. Единственное окно заколочено. Я медленно иду в темноте туда, где виднеются очертания мешков.

Пока я наполняю чаны пшеничными хлопьями, глаза привыкают к темноте. Руки ныряют в большой мешок и выныривают обратно, а на мешке становятся различимы картинки и надписи. Под крупной, почти в натуральную величину, головой лошади красуются буквы: BRANFLAKES, и ниже: «ВЫСОКОКАЧЕСТВЕННЫЙ КОРМ ДЛЯ ЛОШАДЕЙ. 50 кг».

Теперь ясно, в чем дело!

Неудивительно, что у меня не получалось хорошей гранолы, ведь это для лошадей. И просрочено, уже больше года как. Я чувствую себя реабилитированной за то, что не смогла сделать ничего приличного из этих идиотских коричневых кусков. Да это даже не ПШЕНИЦА! Я вспоминаю, как дети часами пытались прожевать ее, до невыносимой боли в челюстях.

Ха! Кейт будет в восторге.

Интересно, когда я смогу рассказать ей об этом. Кейт спит в полуметре от меня, но, разумеется, мы с ней не разговаривали несколько месяцев.

Я волоку чаны с лошадиной едой в кухню. Другие девочки уже собрались и занимаются работой. При моем появлении все они смотрят вниз. Я тоже по привычке смотрю вниз – так проще всего избежать проблем. Просто смотри вниз, на пол из красного камня.

Не прекращай смотреть вниз.

Я сажусь на свое место и принимаюсь готовить, отмечая, что уже заляпала водой объявление об Ограничении тишины. Меня охватывает тревога.

Это добром не кончится.

* * *

Она сидит в ногах моей кровати. В комнате темно, но я хорошо ее вижу. Ее каштановые волосы уложены так аккуратно, словно она только что причесалась. Боковой пробор.

Я ни за что бы не смогла сделать такое.

На ней платье в горошек и белый нагрудник с лентами. Руки сложены на коленях.

– У тебя все будет хорошо, – шепчет она в темноте.

Я хочу верить ей.

– Такие вещи случаются постоянно. Я была больна, и я тоже не видела брата шесть месяцев. Но с ним все в порядке, и со мной все в порядке, просто сейчас я чувствую себя плохо. – У нее большие глаза, она смотрит прямо на меня. Улыбается и оглядывает наше общежитие. – Я всегда жила здесь, это моя комната, – говорит она.

Меня бьет дрожь; я хочу сказать ей, что общаться со мной небезопасно.

– Ты всегда можешь поговорить со мной, – произносит она, протягивая руку к моей.

Я открываю глаза, и она исчезает.

* * *

Вот уже шесть месяцев, как я в программе «Виктор».

Я осторожно прикасаюсь к бедру, нащупывая сквозь короткие штаны рубец и синяк. Следы побоев похожи на надпись Брайлем на коже. Избиения происходят довольно часто, наказание легко получить: достаточно двенадцати проступков в неделю или четырех в день. За разбитую тарелку можно схватить двойное взыскание.

Как и шрифт Брайля, порка используется, чтобы передать сообщение.

«Ты опять витала в облаках?»

«Ты явно где-то не ЗДЕСЬ!»

«Твой разум не сосредоточен на работе».

«Ты не с Богом».

С началом программы начались и публичные порки. Они становятся все более креативными с каждым новым приезжающим лидером. Однажды днем примерно двадцать детей, включая меня, вынуждены были сидеть и смотреть, как моего брата Джоэля избивают большой разделочной доской. Лидер, который порол его, просверлил в доске дюжину отверстий, чтобы она легче «рассекала воздух».

Та порка была невероятно жестокой. А Джоэль – невероятно непокорным, из-за чего все и случилось. В то время похожие порки происходили почти каждый день, но именно ее я не забуду.

В тот день Мэри Малайзия читала новое письмо Дедушки под названием «Занимайтесь любовью с Иисусом». Она объясняла нам, что у нас есть возможность начать общаться с Иисусом по-новому: занимаясь любовью, взрослые члены группы могли испытать экстаз, и таким образом, фактически это был бы секс с Иисусом. «Письмо Мо» сопровождалось картинками-комиксами, которые изображали людей во всех сексуальных позах – с самим Иисусом. Вызовите Его дух и покажите, насколько вы действительно любите Его и преданы Ему, все в таком роде. Предполагалось, что те, кто не достиг взрослого возраста, должны были делать это наедине с собой.

Но здесь, у нас, нет никакого «наедине».

По окончании молитвы началось говорение на языках.

Тар-тар-тар-тара-бар

Тар-тар-тар-таааарабааар

Таааар-тар-тар-тар-таааарабар

Спасибо, Иисусе. Славься, Иисусе. Спасибо, Иисусе.

Перекрывающийся гул голосов набирает обороты.

Йа-а-а-тар-тар-тар-тарабааар

Тар-тар-тар-тара-бар

Тар-тар-тар-тара-бар

Аллилуйя. Славься, Иисусе. Спасибо, Иисусе.

Голоса становятся громче и быстрее.

Тарарабар

Дидубааааар

И тут сквозь языки звучит голос Джоэля:

– Да, Иисусе! О да! Так!

Его такой знакомый ироничный тон.

Тарабаааар

– ДАВАЙ, ИИСУСЕ! – говорит Джоэль громче.

Тааааарабааар

– Заполни меня своим СЕМЕНЕМ, ИИСУСЕ! – издевается Джоэль.

Спасибо, Иисусе. Славься, Иисусе. Спасибо, Иисусе.

– ТРАХНИ МЕНЯ СЗАДИ, ГОСПОДЬ, И ЗАПОЛНИ МЕНЯ СВОИМ СЕЕЕЕМЕНЕМ! – орет он.

Говорение на языках прекращается. Все глаза открываются. Мне хочется засмеяться, но выходка Джоэля парализовала меня, так же как и остальных.

* * *

Через несколько часов после молитвы наступает время наказания.

Входит Джоэль, его голова опущена. Тайтус, лидер, который будет его пороть, занимает свое место. Джоэль не только высмеял «Письмо Мо», но и приплел ко всему этому гомосексуальность, которая считается грехом.

Наказание Джоэля обещает быть ужасным, и никто из нас не может защитить моего брата.

Изо рта у меня вырывается пламя, быстрое, как лазер, и горячее, чем сера. Я прожигаю гигантскую дыру в стене, открывая с другой стороны сияющий золотом путь. Выбравшись через дыру, я сквозь горящую стену протягиваю руку Джоэлю.