– Об этом я слышал.

– Тогда можете сделать вывод сами. Если у нас произойдеткакое-нибудь ЧП, то главного сразу снимут. И на его место назначат СветлануТимофеевну, в этом вы можете не сомневаться.

– Я могу узнать, чем вы занимались в тот вечер?

– Смотрели телевизор вместе с Еленой Геннадьевной. Былаочень интересная передача о нашем балете. Вы можете мне не поверить, но средизвезд прошлых лет назвали и мою фамилию.

– Почему не поверю? Это нормально. Вы – народная артистка,известная прима одного из лучших театров мира. Кого называть, если не вас!

– Вы милый и обаятельный человек, – растрогалась Шаблинская.– Передача была просто чудесная. Но почему-то ее показывали в третьем часуночи. Наверно, как раз для тех, кто не спит по ночам, как мы. Это немногообидно. Молодые не будут садиться в три часа ночи перед телевизором, чтобыузнать о звездах балета прошлых лет. Но нам с Еленой Геннадьевной было оченьинтересно.

– Представляю, как вам было приятно.

– Там еще рассказывали о руководителе нашего театра.Нынешнем руководителе. Он всемирно известный дирижер. Жаль, что мы с ним небыли знакомы, когда я там выступала. Но тогда он был просто мальчиком.

– А сейчас хотели бы познакомиться? – улыбнулся Дронго.

– Ну это как мечта. Недостижимая звезда с неба… Передачабыла очень хорошей, теплой и человечной. Мы легли спать, как только оназакончилась.

– И ничего не слышали?

– Нет. Зиночка бегала по палатам. Клавдия Антоновна, какнастоящий римский цензор, два раза монументально появлялась в нашей палате итребовала, чтобы мы наконец заснули и выключили телевизор. Угрюмов ходил покоридору, мы его слышали, даже чувствовали. Он курит на кухне, и в коридоре всеравно чувствуется этот запах. И курит такие дешевые сигареты. Я курила всегдаочень дорогие. К сожалению, пришлось бросить восемь лет назад.

– И правильно сделали.

– Ясно. Вы никогда не курили?

– Нет. Даже не пробовал.

– Мне вас жалко, – безапелляционно заявила Шаблинская, – вэтом мире нужно все попробовать. Лучше сделать и пожалеть, что сделал, чем несделать и жалеть, что не сделал. Я всегда руководствовалась этим принципом.Хотя, наверно, это глупая поза. Все мы, курильщики, попали сюда с такимидиагнозами, а вы по другую сторону. Дай вам Бог здоровья, вы правильно делали,что не злоупотребляли этой гадостью. А алкоголь, наркотики, азартные игры?Неужели никаких страстей?

– Были, – улыбнулся Дронго, – страсти были большие. Ноалкоголем я не увлекался, наркотики тоже не пробовал, к азартным играмравнодушен.

– Вы просто ангел, а не человек, – всплеснула она руками. –А женщины? Неужели и к ним вы равнодушны?

– Это мой недостаток, – признался он, – более чемнеравнодушен.

– Слава богу, – прижала она руки к груди, – а то я моглаподумать, что уже умерла и нахожусь в чистилище перед ангелами. Встретитьмужчину, который весь состоит из положительных качеств… Нам нужно былопознакомиться гораздо раньше.

– Я тоже начинаю жалеть, что не был знаком с вами в другоевремя и в другом месте.

– Да, – согласилась она, – из нас получилась бы хорошаяпара. Хотя по возрасту вы годитесь мне в сыновья. Можно, я задам вам один оченьнеприличный вопрос?

– Можно, – кивнул он, улыбнувшись.

– Только честно.

– Максимально честно.

– Когда вам было двадцать или тридцать лет, у вас былаженщина, которая была бы намного старше вас? Только откровенно, как обещали.

– У меня были женщины, которые были старше меня, – призналсяон с некоторым смущением, – хотя были и такие, которым я казался слишкомстарым.

– Вот видите, – победно сказала она, – я сразу почувствовалав вас человека с хорошим вкусом. Все зависит от образования и прожитой жизни.От опыта общения, если хотите. Если у вас были подруги старше вас, то они моглимногому вас научить. Ведь мужчина на самом деле до сорока лет всего лишьнеопытный щенок. А женщина по-настоящему чувствует после тридцати. Но, уверяювас, что по-настоящему женщина раскрепощается после сорока, когда уже ничего нестрашно. Когда все позади и вы можете наслаждаться жизнью, уже не опасаясьненужных осложнений, случайной беременности или непонимания с партнером.

– Да, – улыбнулся он, – похоже, вы правы. Но для того чтобыпонять вашу правоту, нужно прожить первые сорок или пятьдесят лет. В молодостивсего этого просто не понимаешь, а любовь даже сорокалетних кажется старческимбезумием.

– Удачи вам, – пожелала Шаблинская, – и если сможете,заходите еще. Я с удовольствием с вами побеседую.

– Договорились, – кивнул Дронго, – я все равно хотел зайти ипереговорить с вашей соседкой. До свидания.

Она протянула ему руку. И он снова ее поцеловал.

– Этот жест может оказаться «холостым», – заметила она, –здесь никого нет, и никто не узнает о вашей галантности. Разве только если выделаете это для меня или для себя.

– Я это делаю для себя, – искренне ответил он и откланялся.

В коридоре он едва не столкнулся с молодой женщиной, котораявышла из соседней палаты. Она была без белого халата, в джинсах и темномпуловере. Симпатичная запоминающаяся внешность, характерные скулы, тонкие губы,волосы, разметавшиеся по плечам. Только лихорадочно блестевшие голубые глазавыдавали ее состояние. Она взглянула на Дронго. Он вежливо поздоровался.

– Вы новый врач? – спросила она, – хотя нет. Вы, наверно,тот самый приезжий из Башкирии. Правильно?

– Да, я приехал к вам оттуда, – кивнул он, – а вы, наверно,Эльза Витицкая.

– Удивляюсь, как поставлена у нас информация, – пробормоталаона, – но вы не ошиблись. Хотя я спала весь вчерашний вечер и сегодняшнюю ночьи не могла знать, что у нас происходит. Говорят, что собаки выли ночью еще раз.

– Да, – сдержанно подтвердил Дронго, – в реанимационнойпалате скончалась одна из пациенток вашего хосписа.

– Санубар Идрисова, – она не спрашивала, это былоутверждение. Здесь все знали, кто и когда должен уходить.

– Да, именно она, – кивнул Дронго. – Вы ее хорошо знали?

– Нет, почти не знала. Извините, я иду за минеральной водойдля моей соседки.

– Как она себя чувствует? – спросил он.

– А как может чувствовать себя женщина, дочь которой должнавыйти замуж, а она не может даже обнять ее и порадоваться за свою дочь? – злоспросила Витицкая. – Не задавайте дурацких вопросов. Она чувствует себя оченьплохо. Воет, как собака, по ночам в подушку. Вы удовлетворены?