Неспеша, обмахиваясь ажурным веером из костяных пластинок и шёлка, я пробиралась к заветной прохладе, проходя мимо оживленной группы людей, меня как будто потянуло в их сторону. Среди почтенных господ, офицеров высших чинов и церемониймейстера стоял Его Величество. Мне было совершенно очевидно, что он едва сдерживается, чтобы не откусить голову устроителю торжества, глаза сверкали, лоб покрылся испариной, а желваки ходили ходуном так, что я удивлялась как у него, не крошатся зубы. В то же время церемониймейстер раскраснелся, судя по пустому бокалу для бренди в его руке, вовсе не от жары, и активно жестикулируя вещал что-то, не понимая, что ходит по лезвию, и одно неловкое движение или слово и проснется виверн. К дискуссии, которая явно действовала на нервы монарху, присоединились еще несколько нессов, и в глазах Себастьяна вспыхнуло пламя. Не думая о последствиях, я направилась прямиком в гущу событий, нарушая все должные протоколы и поправ правила приличия. Подойдя близко на столько, на сколько смогла я громко и крайне невежливо прервала беседу, грозящую перерасти в катастрофу:

— Ваше Величество, во время танца, вы обещали показать мне малую оранжерею, надеюсь вы как благородный несс сдержите данное слово? — голос мой был визглив, а его выражение капризным. Я поджала губы и, с видом обиженной добродетели, осматривала замолчавших достойнейших из мужей. Пройдя словно каравелла по бушующим водам, мимо шокированных моим недостойным поведением мужчин, я крепко сцапала предусмотрительно подставленный мне локоть Себастьяна, и буквально потащила его к выходу. Он периодически направлял меня выбирая более короткую дорогу и миновав преграды из буквально бросающихся, словно нерестовая форель, на Цесса девушек, мы вышли в прохладный вечерний сад. Петляя по дорожкам и стараясь оставаться в тени, мы подошли к спрятанной в глубине парка деревянной беседке. Напившись ледяной воды из питьевого фонтанчика, что стоял рядом, Себастьян нехотя вытащил руку и усадил меня на мягкое сиденье, обитое темным бархатом. Расположившись рядом, он вытянул ноги и с блаженным стоном откинулся на спинку:

— Не надо было спасать этого старого лиса, — это он про рыжего церемониймейстера, догадалась я, — еще вчера я наложил вето на их законопроект, они думали что раз отец обещал им подумать, значит я подпишу его не глядя…

— Дрэго… — Цесс широко улыбнулся, а что, мы наедине, он же сам разрешил, и как-то незаметно переплел свои пальцы с моими, прикосновение сильных пальцев меня совершенно выбило из колеи, и я совершенно забыла, что хотела сказать.

— Спасибо, Теа, если бы не ты, завтра бы мне пришлось подписывать дорогостоящую смету на ремонт дворца, а уж как неловко бы получилось, — захохотал Сеастьян, и я присоединилась к нему, представляя себе махину виверна в зале полном разряженных гостей. Возможно при других обстоятельствах затянувшееся молчание было бы неловким, но мы просто наслаждались тишиной сада, свежим воздухом, а главное обществом друг друга.

Долго, очень долго он смотрел на меня, не отводя глаз и заставляя меня смутится столь пристальному вниманию, а затем всё произошло. Он потянул меня к себе, или я потянулась, это было не важно, наклонился и медленно, с чувством, поцеловал. Лаская языком мои губы, он проник между ними, вызывая мой стон. Я зарылась пальцами в его жёсткие волосы, и отдавалась поцелуям со всей страстью, на которую была способна. Себастьян целовал мою шею, обжигая жаром страсти беззащитное горло, тонкие ключицы, ямочку между ними, проводил языком и спустившись к разрезу на платье отодвинул широкую лямку. Открывшийся вид заставил его завороженно замереть, а потом, словно, не справившись с искушением, с капитулирующим стоном он обхватил сморщившийся сосок и втянул его в рот. Я почти закричала от нахлынувшего на меня наслаждения, сидеть стало неудобно, я подпрыгивала от нетерпенья и Себастьян, подхватив меня, пересадил себе на колени. Так было значительно удобнее, и я тоже смогла изучить его чувствительные зоны на шее. Покусывая и облизывая языком теплую кожу, я прошлась по жесткому подбородку быстрыми поцелуями, мои пальцы уже расстегивали мундир, оголенная грудь терлась о жесткую ткань вызывая всё больше восторженного удовольствия. Дрэго подвинулся на сиденье, судя по всему, то, что я сидела на нем верхом доставляло ему некоторое неудобство, потому что он пытался усадить меня, но я не могла не ерзать, мне хотелось чувствовать всё и сразу. Внезапно он поймал мои пальцы и сжал их в руках, привлекая моё внимание:

— Теа, еще мгновение и возврата не будет, даже если ты захочешь остановиться — я не смогу, я слишком тебя желаю, — проговорил Себастьян, благородно оставляя выбор за мной. Ох. На меня словно вылили ушат ледяной воды, я словно окунулась в прорубь на Крещенье. Всё то, чего я так боялась, сбылось. Я готова отдаться тому, кому нечаянно отдала своё сердце, в беседке, посреди бала, забыв о голосе рассудка, слепо повинуясь желаниям плоти. Нет, меня не страшила физическая близость, я жаждала её. Но я знала, взяв однажды, он будет требовать вновь и вновь, пока от меня не останется лишь горстка пепла, а я не смогу отказать, ведь мною движет не только похоть, но любовь. Тем временем неправильно поняв мою заминку Себастян вновь потянулся к моим губам и начал ласкать предательское тело. Я отстранилась, он не препятствовал. Поправив платье и прошептав «нет» одними губами, я вышла из беседки ни разу не оглянулась.

Первый учебный день можно было так назвать с большой натяжкой. Встреча ректора и абитуриентов в актовом зале Медакадемии была назначена в полдень, когда ударит дворцовая пушка. Моя соседка так и не появилась, видимо она из тех, кто все любит делать в последний момент, хотя комендант сказала, что мне дюже повезло, ведь Катарина, так ее звали, являлась лучшей ученицей второго курса, среди студиозов всех четырех факультетов. Так что на завтрак я отправилась в гордом одиночестве, хотя сегодня я не нуждалась в обществе априори. Петляя по коридорам общежития, я удивилась безлюдной тишине, но встретившаяся мне по пути несса Кари объяснила, что в честь Коронации большинство таверн и рестораций устраивали празднества, а поскольку они были за счёт цесской казны, то гуляла не только Орумская знать, но и все желающие отметить это событие горожане. Так что вероятнее всего все еще спали, ведь едва исполнилось восемь леоров утра.

Столовая была чистая и просторная, столы, стоявшие в шахматном порядке, были покрыты льняными скатертями, а еда была простой, но вкусной и сытной. Хотя, по правде говоря, аппетита у меня не было совсем, всю ночь я проворочалась, и доселе удобная кровать и мягкое покрывало показались мне грудой камней и дерюгой. В голову лезли тревожные мысли, меня швыряло из одного состояние в другое, словно перелетную птицу, парящую в опасной близости от свирепой бури. То я сожалела о своем порывистом уходе, то понимание, что не могла поступить иначе боролось с мучающим меня неудовлетворённым желанием. Груди болели, прикосновение к обнаженной коже вызывало болезненные ощущения, и даже ледяной душ не привел меня в чувство, просто томление свернулось болезненным клубком где-то внизу живота, притаившись, а не расплескалось по всему телу. Так что после завтрака я решила отвлечься от непрошенных мыслей, мечущихся в моей беспокойной голове и добрая конная прогулка на свежем воздухе должна была этому поспособствовать.