Гарднер в пижаме, со смертным ужасом в глазах, мертвой хваткой вцепился в шест, поддерживающий госпитальную палатку, «как цепляются за поручни на самом жутком аттракционе кони-айлендского луна-парка, с которого, чуть зазеваешься — слетишь, и голова всмятку».

У рассказчика, Гэррити, с головой тоже не то чтобы все и порядке — речь его тороплива и путана, он с нездоровым любопытством каждый день ходит смотреть, как грузят на корабли эвакуируемых искалеченных солдат. До Гарднера ему пока далеко, но худшее у него еще впереди.

В «Магическом окопчике» армия предстает жестоким, безликим и бездушным монстром, не ведающим сострадания и пожирающим все новые и новые порции пушечного мяса. Война же у Сэлинджера — дело до отчаяния бессмысленное. Он внушает это читателю всем строем повествования, и особенно его концовкой. Гэррити разыскивает Гарднера не для того, чтобы справиться о его здоровье, а потому что ему любопытно, убил он своего привидевшегося сына или нет. Оказывается, что убивать Эрла Гарднер не стал — тот сказал отцу, что ему «нравится на войне».

Эти-то слова Эрла окончательно и подкосили Гарднера. После всех пережитых военных кошмаров что же он такого сделает — или, наоборот, не сделает, — что его сын полюбит войну, не замечая ее бессмысленной жестокости? В каком-то смысле Сэлинджер обращается здесь ко всему своему поколению с призывом научить детей видеть абсурдно-бесчеловечную сущность войны.

После освобождения Парижа начальник штаба генерала Эйзенхауэра самоуверенно заявил, что «с военной точки зрения, кампания уже выиграна». Союзническое командование с ним согласилось, и даже Черчилль с Рузвельтом отныне исходили из того, что окончательная победа будет достигнута к середине октября. Военно-почтовая служба армии США прекратила прием рождественских подарков для солдат — зачем морочиться с их доставкой в Европу, если к Рождеству война все равно закончится.

Немецкие войска действительно довольно быстро были изгнаны из Франции. Но, отступив, они заняли оборону на Западном валу — мощной системе укреплений (союзники чаще называли ее линией Зигфрида), протянувшейся с севера на юг, от Бельгии до Швейцарии, вдоль всей германской границы.

Перед 1-й и 3-й американскими армиями была поставлена задача выйти к Рейну и подготовиться к вторжению в центральные районы Германии. Для этого надо было прорвать линию Зигфрида, которая на пути продвижения американских дивизий проходила через Хюртгенвальд — невысокие, но довольно крутые горы, поросшие невероятно густым лесом. Местность и без того труднопроходимая, Хюртгенвальд был буквально нашпигован немецкими дотами — наступающие зачастую замечали их, только попав под огонь. Немногочисленные проходы в минных полях и проволочных заграждениях были хорошо пристреляны немецкими артиллеристами и минометчиками. Танки в Хюртгенвальде были практически бесполезны, авиация не видела целей, укрытых под плотным пологом леса.

Хюртгенвальд можно было в принципе обойти с севера и юга. Но, с одной стороны, американское командование не хотело оставлять неподавленный очаг сопротивления в тылу наступающих войск. С другой — в Хюртгенвальде находилось большое водохранилище: если бы немцы взорвали его плотину, вода затопила бы долину реки Рур и надолго задержала бы наступление союзников.

Седьмого сентября полк Сэлинджера вступил на территорию Люксембурга, а два дня спустя — уже в Бельгию. Казалось, Худшее осталось далеко позади, в Нормандии, и впереди — лишь триумфальное шествие по освобожденным городам.

Четвертой пехотной дивизии, в которой воевал Сэлинджер, пылала честь первой из американских дивизий вступить на территорию Третьего рейха. Она должна была прорвать линию Зигфрида, очистить Хюртгенвальд от войск противника и, закрепившись там, прикрывать фланг наступающей 1-й армии. Таким было начало тяжелейшего, длиною в несколько месяцев, отрезка в жизни Сэлинджера.

Еще во время наступления по территории Франции у американцев возникали непредвиденные трудности, но до поры до времени все они казались просто досадными мелочами. Так, спустя всего неделю после взятия Парижа начались перебои с горючим. Потом пришлось сократить рацион сигарет — эта, казалось бы, ерунда отнюдь не способствовала укреплению боевого духа. Американские солдатские ботинки не выдержали испытания проливными сентябрьским дождями — они, как выяснилось, прекрасно пропускали воду. Войска затребовали галош, но требование осталось без ответа.

Вообще снабжение передовых частей заметно ухудшалось — пути подвоза растянулись, дороги тонули в грязи. Во второй половине сентября внезапно установились сильные холода, предвестники одной из самых студеных зим на памяти европейцев. Тыловые службы, ранее прекратившие доставку рождественских подарков, не сообразили обеспечить войска на передовой утепленным зимним обмундированием.

Тринадцатого сентября 12-й пехотный полк армии США, перейдя границу Третьего рейха, вступил в Хюртгенвальд.

Как и предполагало командование 4-й дивизии, пехотинцы не встретили ни намека на сопротивление. Личный состав полка, правда, не знал, что в случае столкновения с неприятелем долго ему было не продержаться — колонна с боеприпасами осталась далеко позади.

Окрыленное успехом, командование дивизии решило начать продвижение в глубь линии Зигфрида. В час ночи с 13-го на 14-е сентября 12-й и 22-й полки 4-й дивизии под прикрытием темноты и густого тумана вышли к немецким укреплениям — и там тоже не обнаружили ни единого неприятельского солдата. К вечеру 12-й пехотный полк занял позицию на высоте, господствовавшей над стратегически важной дорогой.

Наутро лес как подменили — он буквально кишел вражескими войсками. Заброшенные, казалось, доты и прочие оборонительные сооружения ожили — это немцы заметили маневр 12-го и 22-го полков и за ночь заняли свои укрепления.

Двенадцатый полк оказался в непростом положении. При свете дня его саперы под огнем разминировали лесные тропы, а ночью немцы снова их минировали. То и дело вступая в перестрелки, полк упорно удерживал свою позицию — несмотря на то что дорога, контроль над которой с нее предполагалось осуществлять, оказалась целиком в руках немцев.

Тем временем американское командование предприняло попытку захватить несколько стратегически важных населенных пунктов. Путь к ним лежал через долину речки Калль, которая представляла собой, по сути, узкое глубокое ущелье. Второго ноября туда вошла 28-я дивизия — и была почти немедленно остановлена противником, обрушившим на нее огонь с окрестных горных склонов. Американцы оказались запертыми в ущелье и затем целых две недели были вынуждены отчаянно защищать свои невыгодные позиции.

Сначала на помощь 28-й дивизии командование выслало танки, но от них было мало проку в лесу — машины гибли, сваливаясь в пропасть со скользких узких троп. Тогда, 6 ноября, из подкрепление заблокированной дивизии выступил 12-й пехотный полк. Предвестием того, что ожидало полк в следующие несколько недель, на его пути то и дело попадались тела убитых и сожженные американские танки.

Первоначально предполагалось, что 12-й полк обеспечит икгупление остаткам 28-й дивизии, однако планы дивизионного командования переменились. Отдельные подразделения были рассредоточены, чтобы поддержать истощенные обороной ряды 28-й дивизии. Разбросанные по лесу, американцы терялись и целыми взводами попадали в плен, некоторые отряды скоро остались без продовольствия и боеприпасов. «Холодно было ужасно, — вспоминает выживший участник боев на реке Калль. — Нам нечего было есть и пить. Ночью мы молились, и Бог услышал наши мольбы: после ночного снегопада опустился густой туман — идеальное прикрытие для отхода. Тропа, по которой мы отходили, была усеяна трупами. Многие мои товарищи ступали прямо по ним, у них сил Не было перешагивать через покойников».