— И что же ты надеешься узреть в ее показаниях такое, что и так не понятно на любой взгляд? — не желая сдаваться сразу, поинтересовался Саша. — Кстати, записи у меня с собой нет, и не надейся. Только протокол дознания.

— Конечно, с записью работать легче, но на худой конец и протоколы сойдут… Дашь взглянуть?

Она с надеждой уставилась на Сашу, и он едва не расхохотался, обнаружив в глазах жены умоляющий огонек: так клянчат лишнюю конфетку пятилетние девочки, а вовсе не взрослые тети… У кого, скажите на милость, хватило бы духу ей отказать, да еще после нынешней ночи? Только не у него!

— Да рада бога! — ухмыльнулся он. И легко поднявшись, действительно сходил в гостиную, где вчера оставил папку с документами, быстро нашел среди них нужные страницы и возвратился на кухню. — Читай на здоровье, а я пока хоть кофе спокойно выпью, — добродушно сказал он.

Ирина слегка нахмурилась, уловив в его интонации снисходительные нотки, но ничего не сказала. Аккуратно взяв листки протокола, она углубилась в чтение, а Саша, наблюдая за сосредоточенным лицом жены, даже получил удовольствие — ну какая же его Иринка трогательная! И как он, черт возьми, посмел об этом позабыть, годами принося ей куда больше неприятностей, чем радости!..

Его покаянные размышления Ирина Генриховна прервала совершенно не подходящим к Сашиному сентиментальному настроению деловым тоном:

— Шурка, не обижайся, но психолог ты отвратительный. Остается удивляться, каким образом ты умудряешься раскрывать свои дела! Да, кстати: могу держать пари, что эта Альбина Викторовна отнюдь не ваш клиент!

От неожиданности Турецкий, ожидавший услышать что угодно, кроме того, что услышал, не сразу нашелся. Некоторое время он просто молча, недоуменно смотрел на жену, которая, казалось, и вовсе не замечала его реакции, словно разговаривала сама с собой:

— Конечно, если бы запись послушать… Скажи-ка, как она была одета? Небось, во что-нибудь яркое, например в ярко-красное?..

— Одета? — Саша не выдержал и фыркнул. — Ну яркое… Ярче, пожалуй, только попугай какаду одевается… Красное там тоже что-то было, но в основном кислотно-зеленое… Господи, да при чем тут это и, главное, почему ты считаешь меня плохим психологом?

— Я факт констатирую… Шура, я сразу подумала, когда ты назвал ее актрисой, что дамочка эта наверняка обладательница истероидного радикала в качестве ведущего… Он в этом качестве наличествует почти у всех людей творческой профессии, а у артистов вообще обязателен!

— А перевести это на человеческий язык — слабо? — прищурился Турецкий.

— Запросто! — в тон ему ответила Ирина. — В реальной жизни поведение таких людей отличается манерностью, театральностью, чаще всего оно ролевое: например, наша дамочка на данном этапе избрала роль женщины, которую невозможно забыть ни одному мужику на свете, в частности, и бывший муж не стал исключением. Так что это не совсем вранье, скорее, очередная созданная ею иллюзия, в которую она и сама уже почти что поверила. Добавь к этому, что радикальные истероиды помешаны на особой ценности своей личности. Проще говоря, переоценивают себя, ничуть не сомневаясь, что и окружающие к ним относятся так же. А как только обнаруживается, что это не так, запросто порвут с неугодным человеком отношения и кидаются на поиски новой дружбы… Или того, что считают дружбой!

— Та-а-ак… В общем, понятно! — усмехнулся Турецкий. — Однако при чем тут моя бездарность как психолога, я так и не понял.

— Разве я назвала тебя бездарным? — Ирина покраснела.

— Ну плохим, что, на мой взгляд, одно и то же…

— Я погорячилась… — поспешно признала она. — Просто у тебя нет той информации, которая есть у меня: на людей типа этой актрисы, если тебе нужен с ними контакт, ни в коем случае давить нельзя. Наоборот, нужно вести себя так, чтобы они продолжали себя чувствовать значимой фигурой. Комплименты там и все такое прочее…

— Ирочка, а с чего ты взяла, что я стремился установить с дамочкой контакт? — насмешливо поинтересовался Саша. — А вдруг я ее как раз и намеревался вывести из себя?

— Не слишком-то гуманная метода! — нахмурилась Ирина. — Тебе ж нужна была от нее правда, верно? А не глубокое убеждение в том, что она лжет, лишенное существенных подтверждений с ее стороны!

— Подтверждения мы и сами найдем.

— Не сомневаюсь. А вот доказать, что Кожевникова отравила она, не сможете никогда, потому что она его не убивала!

— Да ну? — В этот момент все недавние благие намерения по отношению к жене действительно готовы были выскочить из его головы. — Это почему же?

— Не кипятись, Шура… — неожиданно устало произнесла Ирина. — Просто такие люди, как Альбина Викторовна Крутицкая, даже если они еще и кроме всего прочего агрессивны, пусть даже и злопамятны… Словом, убить они могут исключительно в момент взрыва ярости. А подготовить убийство заранее, да еще продумав его столь тщательно, как в данном случае, — никогда! Понимаешь? Ни-ког-да. На вашем языке «их» убийства называются «убийства в состоянии аффекта». Насколько я поняла из протокола, на банкете она была в отличном расположении духа. Так что…

— С чего ты взяла, что в отличном?

— Ну что ты, такая возможность подразнить его настоящую жену! Да ни одна самовлюбленная истеричка ничего подобного не упустит, целый спектакль разыграет! Она и начала его разыгрывать, когда шепнула Кожевникову на ухо какую-то чушь… На самом деле играла на публику. Впрочем, наверняка, как всегда. И наверняка при этом ухитрялась наблюдать за реакцией его жены, полагая, что унизила ту по полной программе.

— Черт-те что! — сердито сказал Турецкий. — Ух, бабы…

Он уже почти что поверил Ирине, но тут же спохватился:

— Все это весьма красиво и где-то даже правдоподобно звучит, но факты — вещь упрямая, моя дорогая! И вести следствие на основе одной только психологии, извини меня, нонсенс… Все, дискуссия закрыта! Мне через час выезжать, а я еще не просмотрел документы!

Ирина Генриховна и не подумала обидеться на мужа, протянув ему с улыбкой протоколы. Однако последнее слово она все-таки оставила за собой:

— А кто же говорит, что вести следствие нужно исключительно на психологической основе? Однако, Шурочка, юристы-психологи для того и нужны, чтобы помочь следователю сориентироваться в обстоятельствах дела и среди его фигурантов… Особенно когда фигурантов много, а улик мало.

Возражать жене Саша на сей раз не стал: в конце концов, чем бы дитя ни тешилось…

Володя Яковлев нажал кнопку звонка во второй раз и снова прислушался. Наконец за дверью, возле которой он стоял, раздались шаркающие по-старушечьи шаги, щелкнул замок и она распахнулась. Женщина, стоявшая на пороге, старухой отнюдь не была — скорее, наоборот, куда моложе, чем он ожидал: худенькая, словно подросток, блондинка с самыми заурядными чертами лица, лишенного косметики, с волосами, небрежно собранными на затылке в конский хвост.