— Истинному, друг мой, истинному. — Хагни взялся за ручку двери. — И уверяю вас, это очень просто проверить. Стоит лишь оказаться на пути у его жреца.

— Мне почему-то кажется, — невзначай заметил Хельг, входя в гостиницу, — что лучше будет, если мы не станем стоять друг у друга на пути. Потому как иначе — не стоит ли тогда сразу выяснить…

— Не стоит, — отрезал Моргиль. — Не намерен я с вами драться: много чести. Если Его Светлость желает, чтобы мы оба помогли этой странненькой компании, значит, поможем. Вы же, как я погляжу, склонны ставить под сомнение приказы господина герцога. Или я ошибаюсь?

Скрипнув зубами, Хельг промолчал. С утра послание, теперь Моргиль — день начинался прескверно…

Они нашли своих «подопечных» в общей зале, которая в столь ранний час была еще почти пуста. Хагни сочувственно взглянул на хмурое лицо гнома, столь сосредоточенно расправлявшегося со спаржей, словно перед ним был строй вражеских мечников, через который надо было прорубиться во что бы то ни стало. Да и остальные выглядели не лучше, за исключением разве что Макобера, с наслаждением уписывавшего пышный пирог с густой ярко-малиновой подливкой.

— Ни свет ни заря! — помахал им рукой мессариец.

— Что-то случилось? — спросил айн Лейн, едва поздоровавшись.

— Мы рано расслабились, — мрачно пробормотал Мэтт.

— То есть поспать вам все же не дали? — с пониманием кивнул Хельг.

— Они попытались еще раз, — тихо произнесла Мист, когда жрец и страж присоединились к сидящим за столом. — И если бы не господин Моргиль…

Хельг с удивлением воззрился на жреца. Вот, значит, как.

Поручение герцога нравилось ему все меньше и меньше. Чего-то Его Светлость явно не договаривал — иначе зачем посылать в помощь этой компании жреца и тут же приставлять еще одного человека за этим самым жрецом приглядывать. Ох, не доверенное лицо господина герцога этот самый Моргиль, не доверенное — скорее наоборот. И не стоит ли поделиться этим… ну, например, с Торрером?

Впрочем, отказаться от поручения Его Светлости он все равно не мог — разве что уйдя в отставку, но это ему и в голову не приходило. А вот расспросить герцога подробнее — мог. Наверное. Но когда Хельг услышал, что ему предстоит сопровождать талиссу, все вопросы вылетели у него из головы.

Одно из самых ярких воспоминаний детства: он сидит на дереве неподалеку от дома и в который раз уже перечитывает раздобытую где-то дедом книгу «Подвиги и приключения героев древности». Не оттого перечитывает, что книг в доме немного, а оттого лишь, что этот затертый манускрипт позволял ему что ни день отправляться в бой бок о бок с людьми, которых он ценил и уважал. У него не было тайн от них, у них — от него. Такими, наверное, и должны быть настоящие братья по оружию.

Но чаще всего Хельг отправлялся в бой вместе с легендарными талиссами прошлого. Особенно с одной — талиссой Хромого Барабанщика, наводившей ужас на байнарских купцов, а впоследствии так отличившейся во времена Первой антронской, что сам халиф преклонил пред нею колено.

Про талиссы знали все — и толком не знал никто. Таинственные боевые союзы, вступить в которые невероятно трудно, но еще труднее покинуть. Слово талиссы нерушимо. Клятва талиссы священна. Общие слова, не более того.

Говорили, что предателя ждет мучительная и неотвратимая смерть. Что члены талиссы обмениваются друг с другом кровью и душами. Что у каждой талиссы есть незримый покровитель, способный вытащить ее из самых безвыходных ситуаций. Что талисс в мире меньше, чем городов: не многие рискуют связать себя обязательствами, разорвать которые в силах лишь смерть. Жена может уйти от мужа, даже жрец может уйти от бога, но талисса создается навсегда.

Конечно, это наверняка вранье. Патетика, несовместимая с жизнью…

— …И мы пошли спать, — выдохшись, закончила Мист.

Кажется, его опять подвела эта дурацкая привычка погружаться в собственные мысли. Впрочем, может, не такая она и дурацкая: что там у них ночью приключилось, он еще не раз сможет узнать, а вот вернутся ли мысли, если их неблагодарно спугнуть…

— То есть обошлось? — на всякий случай уточнил он.

— На этот раз да, — буркнул гном. — И еще одно: убийцы зачем-то приехали в Трумарит из Майонты. Так что отгадка скорее всего там. И ежели куда идти, то туда. Вот только далеко ли до нее?

— Как идти. — Страж не торопился с ответом. — Дней шесть. Может быть, восемь. На лошадях быстрее, конечно.

— Лошади нам не подходят, — решительно заявил Мэтт. — Хорверкских пони здесь не сыскать, а на местных конягах мне так же приятно ездить, как вам — на драконе, скачками несущемся по земле.

— А чем же обычные-то пони вам не угодили? — изумился Моргиль. — Тихие, спокойные создания. У меня у самого когда-то такой был. Лет двадцать назад.

— Ноги у них под нашим Мэттиком разъезжаются, — поделился Макобер.

— Правда, что ли? — фыркнула Мист.

— Правда — не правда, а пойдем мы пешком, — отрубил Мэтт. — Дорога-то хоть хорошая?

— Наезженный тракт, пока вроде никто не жаловался, — пожал плечами Хельг. — Хотя потихоньку он, конечно, приходит в упадок: караванов сейчас мало, герцог Майонту посещает редко… Зато места красивые — тихие, почти глухие. И совершенно дивные озера, но это уже ближе к Майонте…

— Озера? — неожиданно оживилась Мист.

— Ну да. Наше герцогство издавна славилось…

— Ладно, о красотах природы потом, — оборвал стража Мэтт, к немалому разочарованию чародейки. — Если дойдем до твоих озер.

«Ну уж нет! — мысленно осадила гнома Мист. — Кому, может, и все равно… Хотя за последний год озер этих я перевидала больше, чем любой страж. Исцеляющих недуги, продлевающих жизнь, любимых богами. И нет уже ни сил, ни денег искать то единственное, которое должно помочь именно мне.

Купит, предположим, у меня талисса это колесико, а дальше? Даже если Снисходительные разберутся и возьмут в голову, что я не имею к талиссе никакого отношения, дальше-то что? И чем, собственно, эти озера хуже других?

Ничем, наверное. Но идут дни, проходят месяцы, а Приговор так и остается Приговором. И все меньше остается у меня веры в то, что когда-нибудь я снова стану собой».

Альдомир, тринадцать месяцев назад

В ту ночь, вопреки обыкновению, столичный храм Айригаля был ярко освещен. Горгульи недовольно хмурились, разглядывая укрепленные над входом факелы, в открытые окна лился свет сотен свечей, и даже безлюдные башенки приковывали к себе взгляд теплыми огоньками амбразур.

В ту ночь, вопреки обыкновению, столичный храм Айригаля не отбрасывал тени, и жители окрестных домов перебегали площадь, прижавшись к стенам и низко кланяясь черной громаде храма. Они знали, что это означает: сегодня бог был у себя дома.