– Меня коробит от этого словосочетания, – признался Шелтер невозмутимо, – но если уж ты сама его выбрала, то хочу заметить, что моей постельной грелкой в свое время была ты, Милена. Мирадора – милость Великого Магистра и знак его расположения. Ведь он отдал ее до того, как оказал честь своим вниманием.

И ни разу не сбился, не запнулся, ни интонацией, ни неуместным вздохом не выдал, как на самом деле относится к такой вот «чести». В другой раз меня бы это задело, но теперь, зная всю его ситуацию, я только восхитилась Шелтером.

Милена пошла красными пятнами, а мужчина, стоявший рядом с ней (тот самый, что спросил меня, откуда я), попытался скрыть смешок, поднеся к губам бокал. Однако внимание своей спутницы он все же привлек.

– Ты это так оставишь? – взвилась она. – Позволишь ему меня оскорблять?

– А что ты хочешь? – усмехнулся ее кавалер. – Чтобы я вызвал на поединок генерала варнайской армии? За язык тебя никто не тянул, могла бы и промолчать, раз уж спала с ним. Если что, – добавил он, посмотрев на Шелтера, – я не в претензии.

– Между прочим, он прав, дорогуша, – заметила пожилая графиня. – Кидая в кого-то камень, надо быть всегда готовой к тому, что он прилетит обратно.

Милена теперь уже вся покраснела от злости, раздраженно топнула ногой, резко повернулась и пошла прочь. Ее спутник закатил глаза и пошел за ней, бросая вслед что-то утешительное, вроде: «Ну, перестань, дорогая, пошутили – и хватит». А мы извинились перед остальными и под предлогом, что он хотел показать мне остальной театр перед началом представления, Шелтер увел меня прочь.

– Это было неожиданно, но мне понравилось, – признался он, когда мы немного отошли и нас больше не могли услышать.

Только тогда я почувствовала, что меня бьет нервная дрожь. Сделала большой глоток пузырчатого вина, но меня это совсем не успокоило.

– Прости, я, наверное, опять создала тебе проблемы, – пробормотала виновато. – Надо было промолчать.

– Нет, совсем нет, – заверил Шелтер, снова поглаживая мои пальцы. – Напротив, ты подала мне хорошую идею, как избавить тебя от притязаний со стороны моих сослуживцев и приятелей. Я по привычке делал упор на то, что не делю с другими своих женщин, но это не объясняло бы эмоциональной реакции. А вот если я буду делать упор на то, что ты ценный подарок Магистра и потому я не хочу, чтобы каждый мимо проходящий трогал тебя руками, то это не вызовет вопросов. Надеюсь, – он остановился и повернулся ко мне лицом, заглядывая в глаза, – тебя это не обидит. Кажется, ты стала… легче относиться ко всему?

Я покачала головой.

– Нет, не легче. Просто решила, что больше не буду стыдиться своего положения. Не я его выбрала. Пусть другим будет стыдно. Стыдно за то, что они допускают подобное в своей стране, несмотря на всю ее… просвещенность.

Шелтер улыбнулся и тихо прокомментировал с нотками гордости в голосе:

– Вот это моя девочка. Кажется, боец в тебе просыпается.

Он наклонился и быстро коснулся моих губ, невзирая на то, что на нас наверняка смотрели.

Вечер в театре так и не принес неожиданных огорчений. Кажется, нам действительно удалось сломать систему. Спектакль вызвал у меня почти детский восторг, а последовавшим за ним ужином я по-настоящему наслаждалась, хотя и чувствовала на нас порой просто удивленные, порой откровенно недоброжелательные взгляды. Но Шелтер оставался спокоен, и я, полностью доверяясь ему, тоже сохраняла спокойствие.

Удалось нам сохранить его и в другие дни. С каждым из них Шелтер чувствовал себя все лучше и лучше: уже не уставал во время прогулок, выдерживал более длительные и интенсивные тренировки, постепенно возвращал себе контроль над стихиями. Я радовалась и огорчалась одновременно, понимая, что как только он окончательно оправится, он снова уедет. И кто знает, какой будет следующая пуля? Не попадет ли она ему в голову? Не будет ли нести в себе более мощное или быстрое проклятие? Я не знала и старалась поменьше думать об этом.

А еще очень старалась сконцентрироваться на текущем моменте. На наших прогулках по столице. Шелтер заново показывал мне парки, памятники, значимые здания, рассказывал об истории города, о том, где раньше проходили его границы. Оказалось, что вместе с разрастанием Варнайского Магистрата, расползся в разные стороны и сам город Варнай, с которого когда-то началась эта страна.

В один из дней мы съездили на то самое мемориальное военное кладбище, на котором Шелтер предполагал однажды закончить свою жизнь. Теперь я понимала, что тот его рассказ был лишь частью легенды, мазком в общей картине образа, который он создавал вокруг себя много лет, но вероятность того, что Ралинт все же станет его последним пристанищем, существовала.

В другие дни наши прогулки были более приятными. Шелтер показал мне ботанический сад, куда свозились экземпляры растений со всех завоеванных территорий. Здесь в разных помещениях для них создавались необходимые условия с помощью технологий и магии и их изучением занимались как обычные ботаники, так и маги, ища способы полезного применения. А еще мы были в зоопарке, куда привозили экземпляры животных.

– Я смотрю, Варнай собирает не только коллекцию девственниц для Магистра, – печально заметила я, настороженно глядя на варга, помещенного в просторный вольер.

Со стороны казалось, что он может в любой момент выбраться и кинуться на посетителей, но Шелтер заверил, что магия не даст ему покинуть установленные пределы вольера.

Вечера мы проводили в основном дома. Генерал не принимал посетителей, кроме врачей, Этьена и Морана. Остальные его армейские приятели, вероятно, сейчас находились в Палии, но я все равно была рада, что Шелтер предпочел закрыть двери городского дома для визитов. Потому что он не тратил время на посиделки с людьми, которых в глубине души ненавидел, не курил с ними пахучие сигареты и не пил крепкие напитки.

Мы много времени проводили вдвоем. Шелтеру по-прежнему нравилось слушать, как я читаю, он пытался учить меня игре в шахматы, но чаще мы просто разговаривали. Теперь – по-настоящему. Больше ничего не утаивая друг от друга. Он рассказывал мне то, что помнил из своего детства до Магистрата, но старался не углубляться в подробности жизни в казарме «номерков». Я понимала, что это тяжелые воспоминания. Достаточно было посмотреть на его спину, чтобы внутри все похолодело от невольной попытки представить, каково там было.

Однажды я спросила, почему он не уберет шрамы.

– Наверняка маги могут это сделать, тот же Этьен, – предположила я.

Ведь шрама от пулевого ранения за это время почти не осталось.

– Я не хочу их убирать, – признался Шелтер. – Хоть и не вижу их почти, я знаю, что они там. Шрамы помогают мне помнить. Помнить, кто я и каково быть рабом. Когда поднимаешься выше тех, кто еще недавно тебя топтал, велик соблазн стать таким же. Причинять боль в отместку за то, что ее причиняли тебе. Причем всем без разбора. Велик соблазн отступиться, забыть все, что было, и просто жить этой новой жизнью, наслаждаясь властью и роскошью. Но я должен помнить. Помнить, чтобы все изменить.