Погрузившись в воспоминания, я не сразу заметила, как вода стихла, а дверь ванной распахнулась. Лишь потом поняла, что в комнате теперь не одна.

Шелтер не проронил ни слова. Когда я подняла на него взгляд, он лишь удивленно смотрел на меня в ответ. А потом шагнул вперед. Я поднялась на ноги – и мгновения спустя мы вдруг оказались совсем близко.

Он смотрел на меня во все глаза, тяжело дышал, но медлил, выжидая. Я смотрела на его влажные волосы, и почему-то думала о том, что на нем снова халат. Скорее всего, только он, как днем. И от этой мысли во рту пересыхало, а из головы все мысли разбегались как потревоженные тараканы.

Я окончательно забыла, зачем пришла, когда он осторожно и все так же молча коснулся рукой моего лица. Глаза сами собой закрылись, и я непроизвольно потерлась щекой о его ладонь. И тут же ощутила легкий поцелуй в уголок рта.

Секунду спустя мы уже жадно целовались, обнимая и притягивая друг друга ближе. Мои пальцы зарывались во влажные волосы, а его слегка тянули за мои, заставляя меня запрокинуть голову и подставлять под его губы шею.

Мы все еще молчали, тишину комнаты нарушало только наше шумное дыхание и шуршание одежды. А потом мы одновременно замерли, глядя друг на друга, так же внезапно, как до этого начали целоваться.

В его абсолютно черных глазах полыхал огонь. Столь мощный, что я понимала: сегодня я сгорю в нем, без вариантов. Не я сама, не мое тело, но все то, чем я была раньше. Сгорят оринградское воспитание, страхи, сомнения и обиды. Сгорит та маленькая девочка, которая мечтала о любви и одновременно боялась ее. Девочка, которой я предпочитала оставаться все это время, боясь стать по-настоящему взрослой, боясь принять вызовы, которые мне бросала судьба.

Я чуть отстранилась от Шелтера, заметив, как пламя полыхнуло яростней, но лишь на секунду. Потому что в следующее мгновение я одним движением развязала пояс и скинула халат с плеч. Он беззвучно упал на пол.

Брови Шелтера дернулись, подпрыгивая вверх. Не ожидал? Да я тоже… А вот то, что его руки потянутся к бретелям моей сорочки, – уже да. И то, что, не встретив сопротивления, они скинут их с плеч, а сорочка скользнет по телу к стопам, оставляя меня обнаженной, тоже.

Взгляд черных глаз ни на секунду не оторвался от моих, словно Шелтер боялся, что если «отпустит», я опомнюсь и сбегу. Но его взгляд больше не пугал и не подавлял мою волю. Я оставалась на месте неподвижной, пока он скидывал свой халат, абсолютно сознательно.

Когда мы оба оказались обнажены, Шелтер снова привлек меня к себе, и я непроизвольно задержала дыхание, впервые ощущая кожей всего тела его близость, тепло прикосновений. Незнакомое чувство пугало и волновало, но прежде, чем я успела задуматься об этом, Шелтер снова поцеловал меня, отвлекая от ненужных мыслей.

А потом меня опрокинуло. Опрокинуло назад, на еще пахнущую мылом ткань постельного белья. Теперь я чувствовала не только тепло кожи, но и вес Шелтера. Но все прочие ощущения затмевали ласкающие прикосновения пальцев и губ. Они дарили столь незнакомое, острое наслаждение, что на мгновение мне стало стыдно. Стыдно и страшно. Голос отца, кричащий, что шлюхам не место в его доме, прозвучал вдруг так явно, что я непроизвольно закусила губу, пытаясь удержать стон наслаждения, и смяла пальцами слегка хрустящую ткань подо мной.

Губы Шелтера, которые до этого постепенно спускались все ниже, вдруг остановились, его лицо возникло перед глазами. А я и не заметила, как снова их открыла…

– Успокойся, Мира, все хорошо, – прошептал Шелтер, всматриваясь в меня. – Не надо сдерживаться, не надо стесняться. Тебе ведь нравится? Если тебе что-то неприятно, просто скажи мне.

Я сначала кивнула, потом помотала головой, смутилась и решила уточнить словами:

– Мне все нравится. Просто…

Я так и не подобрала правильного слова. Непривычно? Страшно? Стыдно? Я не знала. Теперь определенно стало неловко, но его улыбка и почти невесомый поцелуй в кончик носа мгновенно ослабили завязывающийся в груди тугой узел.

– Это главное, Мира: чтобы тебе нравилось. Остальное забудь. Здесь ты свободна. Свободна говорить о своих желания, свободна в проявлении чувств. Можешь стонать, можешь кричать, можешь шептать мое имя. И просто для ясности: меня зовут Оллин. Не «господин», не «генерал» и даже не «Шелтер». Оллин.

– Олли… – выдохнула я, где-то потеряв от волнения последнюю букву.

Он улыбнулся.

– Так тоже можно.

* * *

Под мощными, слегка жалящими струями душа я стояла долго. Собиралась только быстро вымыться, но задержалась, не заметив, как пролетело время. Задумчиво водила по телу руками, касаясь себя кончиками пальцев и вспоминая, как в тех же местах касался и целовал Шелтер. Переживала все это заново, прислушиваясь к собственным ощущениям и возникающим в голове мыслями, потому что, когда все это происходило наяву, думать как-то не получалось.

Очнулась я лишь тогда, когда заметила, что кожа пальцев некрасиво сморщилась. Только после этого выключила воду и взялась за полотенце, а потом надела обратно ночную сорочку и завернулась в халат.

И снова остановилась перед зеркалом. Распустила волосы, которые перед этим завязала, чтобы не намочить. Золотистые пряди упали на плечи, а я посмотрела своему отражению в глаза.

Мне всегда казалось, что первая ночь с мужчиной должна что-то очень заметно изменить, но на первый взгляд я выглядела так же, как и раньше. Как минимум, моя кожа пока не покрылась гнойными язвами в наказание за нарушение заповедей, как обещали в школе. Может быть, чуть-чуть изменилось выражение глаз. Но если не приглядываться, то и не заметишь.

Позади раздался деликатный стук в дверь и голос Шелтера позвал:

– Мира?

– Входи, я не запиралась, – отозвалась я, только сейчас с удивлением осознавая, что действительно не повернула замок.

А ведь прежде запиралась даже в собственной ванной в особняке Шелтера, хотя туда ни разу никто не попытался войти. Просто мне было так спокойнее. Сегодня, по всей видимости, было спокойно и с Шелтером за дверью.

– У тебя все в порядке? – поинтересовался он, заглядывая внутрь и настороженно осматривая помещение. На нем снова был все тот же халат.

Я видела это через зеркало, в отражении. Улыбнулась и принялась расчесывать пальцами спутавшиеся пряди. Шелтер же убедился, что в ванной не происходит ничего подозрительного, и перевел взгляд на мое отражение. Заметив, что я улыбаюсь, заметно расслабился и улыбнулся в ответ.

– Тебя так долго не было, что мне пришлось воспользоваться гостевой ванной. Вернулся, а ты все еще здесь. Я уж думал, ты тут каешься или чего похуже, – признался он, приближаясь.

Я как раз успела закончить с волосами, когда он подошел и положил руки мне на плечи, поцеловал в затылок.

– Как говорила моя школьная учительница: лучше не грешить, чем каяться. Так что раз уж я все равно согрешила, то теперь воздержусь.