Человек, обретший христианского Бога, не только познает свою противоречивую, парадоксальную сущность, но и избавляется от первоначальной природной греховности и приобретенных в суетной жизни скуки, отчаяния, страха, страдания и обретает добродетель, счастье, блаженство с Богом. Таков, согласно «мудрецу из Пор-Рояля», путь спасения человека.

Заключая, замечу, что хотя внефилософское философствование Паскаля, к сожалению, и не нашло отклика у его современников[1652], всё же оно не кануло в историю. Спустя два столетия паскалевские темы и мотивы философствования вновь зазвучат в творчестве другого «философа- пророка» — датского религиозного мыслителя и писателя Сёрена Кьеркегора (Ш-Ъ55).

Духовное родство Кьеркегора с Паскалем обнаруживается не только по линии их идейного творчества, но и в их жизненной судьбе, полной драматических исканий и духовных катаклизмов: оба пережили личную драму, прошли через одиночество, страдания и болезни и нашли свое спасение в Боге. Таков, ридимо, удел людей «великого ума и великого сердца» (Л. Толстой).

В отличие от Паскаля, который, подобно Канту, «ограничивает разум, чтоб дать место вере» («сердцу»)[1653], Кьеркегор полностью отрекается от разума, ибо его не к чему приложить: предмет его приложения — природа — не входит в задачу философии. Как истинный экзистенциальный мыслитель $ Кьеркегор ставит в центр философии человеческое существование, следуя известному указанию Л. Фейербаха: «Не стремись быть философом вразрез с человеком, будь только мыслящим человеком; рассуждай не как мыс- - лителъ…; рассуждай, как живое, реальное существо, каковым ты вверяешься живым и бодрящим волйам житейского моря; мысли в бытии, в мире, как его член, а не в пустоте абстракции…»[1654] Очень метко уловил в свое время суть экзистенциального мышления Кьеркегора Л. Шестов: «он мыслил, чтобы жить, а не жил, чтобы мыслить»[1655].

Необычная и совершенно непривычная для XIX века — властителем дум которого была умозрительная и. спекулятивная философия Гегеля — экзистенциальная манера мышления Кьеркегора обнаружилась уже в его магистерской диссертации «О понятии иронии» (1840). В последующих «его работах [«Или-или» (1843), «Страх и трепет» (1843), «Понятие страха» (1844), «Философские крохи» (1844), «Болезнь к смерти» (1849)] мрачный, трагический экзистенциальный пафос еще более усилился, стал еще страстнее и безудержнее.

Экзистенциальная философия «частного мыслителя», как сам себя называл Кьеркегор, — итог полемики с философией «нового христианства» романтиков Новалиса, Шлейермахера. Но главный антипод Кьеркегора — Гегель со своими идеалами рационализма, панлогизма, объективизма и научности. В этом плане миросозерцание Кьеркегора — вызов, брошенный гегелевскому мышлению, протест против «культа» официального, придворного философа.

Критика Кьеркегором Гегеля восходит к позднему Шеллингу, на которого он вначале возлагал большие надежды, слушая его лекции по философии мифологии и философии откровения. Поздний Шеллинг пленил Кьеркегора своим отступничеством от Гегеля, в частности, своей трактовкой понятия действительности. Если у Гегеля, как известно, содержание действительности исчерпывалось инобытием идеи[1656], то Шеллинг вдохнул В нее эмоционально-эстетическую, жизненную силу, что означало, безусловно, что он ставил искусство, мифологию, жизнь выше философии. Но вскоре Кьеркегор разочаровался в престарелом философе-романтике, не сумевшим задеть его «за живое» и оставившим его безразличным к своим теософическим построениям.

Острие кьеркегоровой критики Гегеля было направлено прежде всего против идеи построения философской системы как законченной конструкции, полагая, что такая система бытия невозможна. Кроме того, он не принял гегелевскую идею тождества логики и диалектики, считая их несовместимыми. Но главный упрек, который Кьеркегор бросает Гегелю, заключается в игнорировании им конкретного человека, его духовного, внутреннего мира. Царству гегелевской исторической необходимости, в котором живой целостный свободный индивидуум превращается в марионетку абсолютного духа, он противопоставляет царство свободы, в котором «внутренняя душевная жизнь индивидуума принадлежит ему одному, и никакая история, в частности, никакая всемирная история вообще не должна касаться этой области, составляющей на радость или на горе его вечную и неотъемлемую собственность. В этой-то именно области и царствует или-или, но ею-то как раз философия не занимается»[1657].

Таким образом, в отличие от Гегеля центром кьеркегорова мироздания является человек, обращенный внутрь себя, т. е. гегелевская действительность как инобытие идеи вытесняется кьеркегоровой экзистенцией, означающей человеческое существование.

Исходным пунктом человеческой жизни датский мыслитель считал необходимость выбора человеком самого себя, ибо «главная задача человека не в обогащении своего ума различными познаниями, но в воспитании и совершенствовании своей личности, своего „я“[1658]. Стало быть, выбор сам по себе имеет решающее значение для внутреннего содержания личности: делая выбор, она вся наполняется выбранным, если же она не выбирает, то чахнет и гибнет. И хотя понятие выбор — понятие этическое, всё же выбор в понимании Кьеркегора — это не есть выбор между добром и злом. Кьеркегорово „или-или“ обозначает главным образом не выбор между добром и злом, но акт выбора, благодаря которому выбираются или отвергаются добро и зло вместе». То есть суть дела не в самом выборе, а в желании выбрать, не так важно сделать правильный выбор, как сделать его с решимостью, страстью. В таком выборе, по Кьеркегору, личность проявляет всю свою силу и укрепляет свою индивидуальность, проявляет свою свободу воли, становится самой собой. Даже самый ничтожный человек есть личность, если он делает выбор, ибо сам акт выбора есть стремление быть самим собою. ^