Новая порция чихов поймала меня в дверях, я чувствительно приложилась лбом и все же вывалилась в коридор. Утирая глаза, кое-как сориентировалась и поспешила к себе скорее избавиться от этих жутких синих перьев, иначе они избавятся от меня.

Вы никогда не задавались вопросом, почему всегда, когда вас обрызгала машина, поползла стрелка на колготках, сломался каблук, косметика размазалась или вы быстренько выбежали за хлебушком в старой домашней футболке, легинсах и шлепанцах на босу ногу, все ваши бывшие, родственники, подруги и потенциальные парни собираются в той же точке вселенной? Я задумывалась, но ответить на этот вопрос не дано никому. Поэтому я даже не удивилась, когда, согнувшись в очередном приступе чиха, налетела на выходившего из своих комнат канцлера. Наверное, я задела его за живое, поскольку Анатоль слегка посерел лицом и внезапно захотел прислониться к стеночке. Что, собственно, и сделал.

— О, Светлый создатель! Почему это снова ты!

— Не знаю, что во мне… чхии… такого светлого, и каким боком я создатель, но… чхии… очень приятно.

— Послушай, я тебя очень сильно попрошу, и, кстати, ты мне должна за Слава, пожалуйста, будь человеком и будь им где-нибудь подальше, мне слишком дорого обходится твое пребывание здесь.

— А можно с этого места поподробнее? — прищурилась я. У меня даже в носу свербеть перестало от возмущения. Какая, к бесям, аллергия на перья, если мою светлость, кажется, обидеть хотят.

— Ты ходячая катастрофа! Только страдаю почему-то я. Вечно, что ни скандал, то цирк. Королева косится, мать замучила разговорами о морали, я подбил брату глаз…

— Это ты ему глаз подбил?

— …Еще снег этот, будь он неладен, и трижды проклятые твари, и свадьба эта, и чертова рука!

— А при чем тут свадьба?! — не выдержала я.

— Да при всем!

— Ну, знаешь… А нечего было на лошадь лезть, раз так! Его вчера чуть на фарш не пустили и дыр наделали, а он с утра верхом сигает, как бешеный джигит! А я теперь виновата?!

— А кто?! Я по чьей милости там зад морозил? — Анатоль уже не опирался на стену. Он стоял, чуть нависая надо мной, и мы с упоением орали друг на друга.

— То есть ты считаешь, что это была моя дурная идея к озеру ехать?!

— А чья?

— Братца своего спроси! Один тащит не спросясь черт знает куда, второй прогулки с летальным исходом организовывает! Вот же дурная кровь! Кровь!

— Я и в первый раз слышал прекрасно!

— Да нет же! Идиот! У тебя кровь идет опять!

— Чхи! — раздалось откуда-то сбоку, и это была не я. С круглыми как плошки глазами на нас смотрела Молин.

Анатоль изобразил ставший нарицательным жест с рукой на лице, перепутал здоровую руку с раненой и кровящей, украсил себя боевой росписью и, застонав то ли от боли, то ли от невыносимости бытия, слился к себе. Я рванула прочь по коридору. Дорогу от комнат Анатоля до своих я помнила на удивление хорошо.

У себя я спешно содрала аллергическое платье и с помощью чудом выловленной по пути горничной сменила его на другое, первое попавшееся и… синее. Но перьев не было, и мне уже стало хорошо. А вот Анатолю явно хорошо не было. Поэтому я, мучимая совестью, как внепланово раскаявшийся грешник, потрусила обратно. Оглядев коридор на наличие неурочных мимокрокодилов, поскреблась в дверь и, не дождавшись ответа, шмыгнула внутрь. Возня, чертыхания и прочие словесное несогласие со сложившимися обстоятельствами доносились из ванной. Я мышью просочилась на звук. Обошла брошенные на полу одежки. Всецело занятый собой, Анатоль заметил меня только тогда, когда мой организм выразил решительное несогласие увиденным — к горлу подкатило. Белоснежная ванная была заляпана так, словно в ней кого-то расчленяли.

— Уйди, малохольная, — полуснятая рубашка дрыгнула испачканным свисающим по спине рукавом.

— Я не малохольная! Это ты умудряешься исторгать из себя такое количество крови, что любому нормальному человеку дурно станет. И откуда только берется?! Умпф! — Я старалась не смотреть, но глаза все равно возвращались к картине красным. Ну, и что душой кривить, к полуобнаженной спине тоже. Под кожей перекатывались напряженные мышцы. Анатоль снова ругнулся, дернул повязку, пытаясь затянуть потуже, в ванную закапало.

— Может доктора позвать, чтоб зашил?

— Зови, пусть рот тебе зашьет, я хотя бы в тишине посижу, — сквозь зубы процедил объект наблюдения.

— Хамло!

— Прекрати орать, хочешь, чтоб весь дворец на твои вопли сбежался?

— Ты тут сейчас кровью истечешь! А еще и в боку дыра!

— Нет там никакой дыры, зажила. Рана чистая была, только от когтей. А на руку проклятая тварья кровь попала, мешает краям срастись.

— Как же ты тогда из леса выбрался и меня еще тащил, раз тварь такая ядовитая?

— Из-за тебя.

— Опять из-за меня! — не выдержала я.

— Да нет же! О, Небо! — Дор Лий закатил глаза, я решила, что ему плохо и рванулась его ловить, но мужчина предусмотрительно выставил руку. Растопыренная пятерня, выпачканная красным, уперлась мне в грудь и тут же отдернулась, словно ожегшись.

— Да сними ты эту повязку, все равно толку в ней никакого, — предложила я, пытаясь оттереть оставленные на ткани следы, но только еще сильнее размазала, Анатоль какое-то время внимательно следил за процессом, потом кивнул.

— Тогда не смотри.

— Не смотрю, — буркнула я и отвернулась, можно подумать, много радости на полуоторванные конечности смотреть. — Снял?

— Снял.

— На пол садись, придурок, а руку на край, учить тебя еще…

Я подождала, пока мужчина, повозившись, выберет положение поудобнее, замрет и только тогда повернулась.

— А теперь давай с того места про меня и лес, и, по возможности, в более развернутом виде.

Анатоль вздохнул и посмотрел на меня с видом мученика. К слову, стараться ему особо не приходилось, он и так выглядел, как Слав: бледный, скулы заострились, и глаза блестят.

— Да силу я у тебя потянул! — вдруг эмоционально признался этот гад, а дальше продолжил уже спокойнее. — И в пути пару раз. Выложился до дна, несколько тварей, еще и рана. Ты потому такая вялая была, когда мы к стоянке вышли. Я даже испугался, что взял много. Боялся что… уснешь, как…

Пояснять канцлер не стал, но я кивнула, помнила, что сказала Молин про мнимый сон, который перевела для себя, как кому. Услышанное возилось в голове, не желая укладываться.

— Ты… Ты все-таки вампир? Морой, как Слав? Или у вас еще какие беси водятся?

— Нет, не вампир. А беси всякие есть.

— Но ты не бесь.

— Нет.

— Но и не человек, — Анатоль согласно кивнул, если можно было кивать, когда голова лежит на плече, плечо на краю ванной, а с невидимой, потому что я теперь тоже сидела на полу, руки в ванну капало. Не часто, но равномерно. И стихать не собиралось.