Прошло еще несколько минут. Треск, вой и невнятные выкрики повторились. Еще несколько минут. Опять. Маркиза жалась ко мне, то ли в поисках спасения, то ли в поисках тепла. Я благодарила судьбу за начес, а интуицию за щетку. Жаль, Карамелька свою не прихватила, было бы спокойнее. Однако снег неуклонно проникал сквозь юбки, и продолжать сидеть становилось холодно. Я осторожно приподнялась. Яма по краям кое-где поросла жесткой кустистой травой. Прямо передо мной было низкое разлапистое дерево, свесившее корни в низинку. Противоположный край прятался в кустах, и если бы я была мордой, то затаилась бы прямо за ними. Реально, в случае нападения из этих кустов у меня с маркизой нулевые шансы выбраться из ямы с полным комплектом конечностей. Значит, надо выбираться сейчас.

Древесные корни пришлись кстати. А еще мне помогли коньки, а маркиза, продолжая дрожать и ныть, выбралась, вцепившись в мой подол. До чего не приспособленное к миру создание! Я, дитя асфальта и бетона, и то поувереннее буду. Но только потому, что зимой в лесу паутины нет.

Чутье и проломленная по снегу тропа указывала направление. Я, как смогла, старательно подоткнула юбки, чтоб не цеплялись за флору в случае чего, отобрала у Карамельки свою перчатку, и мы выдвинулись. Недалеко. До ближайших радостно оскалившихся пастью кустов.

Маркиза завопила, но теперь я ничего не имела против, потому что орала в унисон. Ошеломленная звуковой волной тварь попятилась было, но быстро воспряла духом и со всех лап рванула к обеду.

Что-то вспыхнуло. Я почувствовала, как скручиваются от жара брови, а сквозь заплясавшие в глазах круги разглядела тень, метнувшуюся между мной и мордой. Стало тихо. Аппетитно потянуло шашлыком. Я пощупала лицо, брови вроде были на месте. Перед глазами прояснилось — надо мной стоял Анатоль с протянутой рукой.

— Побирушкам и юродивым не подаю, — брякнула я, но за руку цапнула.

Меня выдернули из снега, как репку, на мгновение прижав к груди в ремешках и заклепках, сердце кувыркнулось. Сзади завозилась и заканючила маркиза. Меня отпустили. Со стороны ямы появились вывалянные в снегу Вениан и Слав.

— Сколько? — коротко спросил канцлер, помогая ван Лав подняться и тут же выдергивая ладонь из ее загребущих лапок.

— Четыре твари. Пятая удрала раненая, надеюсь, издохнет, — ответил Вениан, выглядел он так себе и цветом лица практически сравнялся с воеводой.

Отряхиваясь, принц приблизился, разделяя меня и стоящего рядом Анатоля, облапил со спины и ткнулся носом в затылок. Моя шапка канула в небытие еще в процессе убегания от первой твари, и теперь холодный нос жениха погнал по коже пупырышки. Канцлер как-то странно посмотрел на нас, Вениан словно почувствовал и отстранился. Ему заметно полегчало, всего пара минут и на лицо вернулись краски. Хорошая штука эта магия! Себе хочу!

— Значит пять, — подвел итог Анатоль.

— Шесть, — вставил Слав. — Одну княжна прикончила.

— Как? — Это благоговейный ужас в глазах канцлера или восхищение?

— Как, как, неожиданно, — засмущалась я.

— Она ей поперек глотки встала! — хохотнул Слав.

— Как знакомо… — проговорил Анатоль. — Значит шесть. Они никогда не ходят стаей меньше дюжины, предлагаю ускориться. Надеюсь, лошади все еще на месте. Я впереди, девицы в середку, затем вы. — И ломанулся грудью в снежную целину, как будто у него маршрутизатор сбился, хотя проторенная бегством тропа вела на утоптанную дорожку к озеру.

Мы с Карамелькой вымотались и тащились как две беременные улитки. Советник дор Лий беспрестанно оглядывался и корчил страшно недовольные мины, но поделать ничего было нельзя. Нас конечно можно было понести, но мы обе понимали, что в случае коварной атаки из кустов мужчинам будут нужны силы и свободные руки.

Маркиза уже давно висела на мне прицепом, и я готова была униженно просить о передышке, как внезапно стало очень тихо. Анатоль замер и поднял руку, прислушиваясь. Сзади напряженными изваяниями застыли принц и воевода. У Карамельки меленько задрожал подбородок, она прижала ладони ко рту и затряслась уже всем телом. И тут я их услышала. Мерный нарастающий рокот, как от приближающегося мотоцикла, и ритмичное пощелкивание. Со всех сторон.

— Врассыпную! — рявкнул Анатоль, ныряя в сторону.

Пожертвовав частью рукава, я оттолкнула от себя маркизу и рванула следом. Интуиция вопила, что с ним безопаснее, а я сегодня ей доверяла. Совесть заикнулась об оставленных товарищах, но быстро замолкла. Самосохранение в таких делах всегда оказывается сильнее моральных принципов. Я протаранила очередной куст, подняв тучу снежной пыли. Но не успела проморгаться, как длинноногий бесь подставил мне подножку, и я ухнула в сугроб.

— Я велел разделиться, — шипел Анатоль, пока я продирала залепленные снегом глаза.

— Сам разделяйся, а я жить хочу. Я уже наразделялась так, что сейчас коньки отброшу.

— Валяй!

— Да легко!

Анатоль уставился на меня с закономерным подозрением, а я задрала подол и наконец-то стянула с ног полозья.

— Знаешь, я начинаю тебя бояться.

— Самой страшно, — отозвалась я.

Бросать экипировку под елками не хотелось — щетка помогла, значит и коньки сгодятся. Видно такая же мысль пришла в голову и канцлеру. Он сцапал один конек, осмотрел сверкнувшие кромками металлические лезвия с чуть загнутыми острыми концами, взвесил в руке и примотал к кисти ремешками на манер кастета.

— Пошли, — велел он.

— А как же принц? Разве ты не должен его спасать?

— Он сам прекрасно справится, если твоя свита мешаться не будет.

Дальше все случилось очень быстро. Меня ткнули носом в снег. Снова вспыхнуло, рявкнуло, взвизгнуло, завыло утробно, снова вспыхнуло и стихло. И опять запахло пикником. А еще кровью. Я поднялась. Анатоль стоял ко мне спиной. С его правой руки, с примотанных к руке полозьев капала кровь, алая и черная. На подтаявшей прогалине недалеко друг от друга валялись две твари. Одна была обуглена и окончательно мертва, вторая, в ожогах и подпалинах и с жуткой рваной раной на шее, еще дышала. Из раны толчками выбивалась черная кровь с резким кислым запахом. Меня замутило. Я шагнула к канцлеру.

Анатоль с отсутствующим взглядом сдирал с руки ремни. Толстый рукав дубленки был изодран в клочья. Надо полагать, рука под рукавом тоже, потому что крови натекло лужа. Пошатываясь и кропя брусникой снег, мужчина осторожно приблизился к твари с распоротой шеей. Глаза у морды были стеклянные, но канцлер для порядка проверил, ткнув ее ногой в подпаленное брюхо.

— Идем, — бросил он мне глухо.

Я подошла, он взял меня за плечо, сделал несколько шагов и стал заваливаться. Я охнула и, пытаясь его удержать, обхватила — руки ткнулись в горячее и красное.

Я изо всех сил старалась не упасть, потому что точно знала, если не удержусь и мы упадем, я его просто не подниму. А еще было очень страшно: кругом дикий лес, полный тварей, и раненый, а, возможно, и умирающий Анатоль. В панике я никак не могла понять, бьется ли у него сердце, ведь мое так колотилось о ребра, что в груди было больно и горячо. Рукам тоже было горячо. От крови. Неестественно-яркой. Разве кровь может быть такой горячей? Несколько безумно долгих минут я решалась заговорить с ним. Всякий раз казалось, если заговорю, а он не ответит… Что мне делать, если он не ответит?