Лорен не обязана была открывать. Но там мог оказаться покупатель, желающий обсудить какие-то тонкости сделки. Она быстро вытерла щеки и побежала вниз.

Дверь распахнулась, и Рийс увидел Лорен в лучах яркого солнца. Сердце нервно дернулось. Он боялся, что и здесь ее не застанет. На лице Лорен моментально сменялись эмоции: сначала шок, потом испуг, потом отчаяние.

— Ты слишком поспешно сбежала из яхт-клуба, сказал Рийс. Он собирался говорить мягко, но полное отсутствие радости на ее лице разозлило его.

Лорен заметно побледнела.

— Рийс? — прошептала она, схватившись за дверной косяк, словно боялась упасть. — Что ты здесь делаешь? Как ты узнал, где меня искать?

— Это было непросто. Сначала я проверил все гостиницы Ванкувера, потом твою мастерскую. Но тебя нигде не нашел. Тогда-то мне и пришло в голову, что ты могла уехать сюда.

— Я думала, тебе нужно в Лондон.

— Я отправил своего заместителя. Ты плакала? — вдруг спросил Рийс.

— Тебя это не касается.

— Еще как касается, — отозвался он.

— Нет, не касается. Поэтому будет лучше, если ты отправишься туда, откуда прилетел, и оставишь меня в покое.

— У нас есть одно незаконченное дело.

— Я освобождаю тебя от нашей сделки. Можешь публиковать об Уоллисе все, что считаешь нужным. Представляю, что ты обо мне теперь думаешь! «Он не мог поступить бесчестно. Я обожала его». Вот легковерная дура! Но я усвоила урок. Мне не следовало доверяться Сэндору. И Уоллису. Что же касается тебя… надеюсь, ты быстро исчезнешь из моей жизни и больше никогда в ней не появишься.

Рийс поставил ногу на порог, чтобы она не смогла захлопнуть дверь.

— Незаконченное дело не имеет никакого отношения к Уоллису.

— Раз уж ты приехал, то вот — возьми. Это только начало. — Она бросила ему сложенный лист.

Рийс развернул его. Это был чек на триста тысяч долларов, выписанный на имя Лорен.

— Я продала дом. А это деньги, полученные за него. Я должна тебе еще две сотни тысяч. Верну, как только продам мастерскую.

— Ты в своем уме? — срывающимся голосом спросил Рийс.

— Думаешь, я смогу спокойно жить, зная, что мой отчим ограбил тебя на полмиллиона долларов?

— Да ты-то тут при чем?! Это он обманул меня, не ты!

— Многие годы он был единственным близким мне человеком. Я чувствую себя ответственной за его поступки.

— Лорен, мне неприятно стоять в дверях, как будто я какой-нибудь назойливый страховой агент. Давай сядем и спокойно все обсудим.

— Нечего тут обсуждать.

По взгляду девушки было понятно, что Лорен не шутит. Рийс оторвал ее пальцы от косяка, шагнул через порог и встал почти вплотную к ней. Результат его движения оказался вполне предсказуем: ему захотелось обнять ее и целовать до тех пор, пока она не сдастся.

Именно это он и назвал незаконченным делом. Однако стоит вести себя разумно и не говорить о сексе сразу.

Пройдя мимо нее, Рийс огляделся. Его поразили уют и красота интерьера. Из открытого окна доносился негромкий шепот морских волн.

— Ты часто бывала здесь раньше?

Лорен прислонилась спиной к стене. В ее глазах мелькнули враждебные огоньки.

— Когда ты собираешься опубликовать доказательства против Уоллиса?

— А с чего ты взяла, что я их опубликую?

— Я же нарушила условия договора.

— И я тоже. Одним из его пунктов был запрет на секс.

Она поджала губы.

— Я рада, что ты не находишься в плену иллюзий и не полагаешь, что мы занимались любовью.

— Удар ниже пояса.

— Это единственный язык, который ты понимаешь.

— Так чего же ты сдерживаешься? Давай, скажи, что я подлец и мерзавец, — улыбнулся Рийс.

Лорен сунула руки в карманы юбки.

— Ты разрушитель, — с горечью в голосе сказала она. — Я любила Уоллиса. И этот дом. Мать мне почти чужой человек. Когда я была маленькой, она заботилась обо мне, но потом стала холодной и отдалилась. Своего отца я не помню. Мой второй отчим мечтал, чтобы я поскорее ушла из дома. Человек не может существовать один. Ему нужны семья и дом. Моей семьей стал Уоллис, который любил меня как родную дочь. А домом — этот коттедж, где я чувствовала себя в безопасности. А ты уничтожил то, что было мне дорого. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься?

Лужицы крови на чикагском тротуаре…

— Я заплачу покупателю вдвое больше и верну дом тебе, — ровным голосом произнес Рийс.

— Деньгами нельзя все поправить! — ее голос надломился. — Как же ты не понимаешь?! Я любила Уоллиса. А теперь у меня ничего не осталось.

— А за что ты любила его? — неожиданно для самого себя спросил Рийс.

— Уоллис был добрым и веселым. И смешил меня. Пел популярные партии из бродвейских мюзиклов тонким голосом. Он вытворял совершенно безумные вещи: мог пойти плавать в апреле или кататься на велосипеде по снегу… Он всегда слушал меня. Просто слушал и не давал никаких советов.

По ее щекам текли слезы, но Лорен не обращала на них внимания. Рийс понимал, что лучше не успокаивать ее.

— И ты думаешь, что его махинации на финансовом рынке уничтожили все это? Пойми, не бывает идеально хороших или абсолютно плохих людей. Нельзя делить все на белое и черное. Да, Уоллис украл деньги. Впрочем, его можно считать современным Робином Гудом — ведь он отнимал их только у богатых. Но при этом он был прекрасным отчимом, уделял тебе много времени. Одна сторона его натуры не отменяет другую. А для тебя отрицательные качества Уоллиса затмили положительные.

— Правда? — нахмурилась девушка.

— Мне кажется, тебе он дал гораздо больше, чем отнял у меня. Он дал тебе то, что не купишь ни за какие деньги. Любовь и понимание, когда ты очень в них нуждалась.

— Да, ты прав, — согласилась она.

— Он не был совершенством. Но мы все таковы.

— Послушай, — медленно начала Лорен, — когда я назвала тебя разрушителем, ты так посмотрел на меня… как будто я напомнила о чем-то неприятном или страшном. О чем ты подумал, Рийс?

У него перехватило дыхание. Он не мог заставить себя рассказать ей, потому что никогда ни с кем не говорил о том кошмаре, который увидел, вернувшись от банкомата. Его мать умерла за восемь лет до того. Перед смертью она просила заботиться о Клеа. Но Рийс не выполнил обещания, данного ей, и Клеа погибла.

Молодой человек пришел в себя и увидел, что Лорен стоит совсем близко и сжимает его руку. В ее взгляде было сострадание.

— Прошу тебя, расскажи.

— Не могу, — хриплым голосом ответил он.