господину Жану де Темплю, ныне изнуренному подагрой […] за перевод книги философа Ксенофонта с латыни на французский по нашему заказу […] и за то, что он прислал ее нам в замок Женап в Брабанте, когда мы там проживали…

Несмотря на приличную пенсию, которую он получал от герцога Бургундского, Дофин был беден.

В январе 1458 года он написал одному из своих секретарей письмо, в котором поручил добиться от своего тестя, герцога Савойского, выплаты денег, которые тот все еще был должен ему в качестве приданого Шарлотты:

Мы думали, что в этот прошедший праздник [Рождество] Вы доставите нам оттуда [из Савойи] деньги… Наше положение сейчас довольно трудное, потому что, надеясь на получение этих денег, Мы заняли в этом городе, в банке, сумму в четыре тысячи франков, и срок погашения займа уже почти прошел, и Мы очень опасаемся просрочки, потому что, пострадает не только Наша честь, но и, как Вы знаете, они не дадут больше если не получат ничего, что им причитается…

Людовик был вынужден занимать у членов своей свиты такие ничтожные суммы, как 30 экю, которые он не смог вернуть менее чем за четыре месяца. Иногда его денежные проблемы ненадолго облегчались, как, например, когда Шарль Астар, его секретарь, предоставил ему заем в размере 4.000 экю. Однако, хотя у него всегда было достаточно средств, чтобы поддерживать на должном уровне свое существование, его финансы были в таком плохом состоянии, что один из его посланников, возвращавшийся из Италии с полным комплектом доспехов, подаренных его господину герцогом Милана, был вынужден оставить этот подарок в Женеве в качестве залога, чтобы он мог продолжить свое путешествие. Людовик всегда расплачивался со своими кредиторами, хотя Астару пришлось ждать возврата своих денег до 1462 года. В его трудностях с деньгами, большую помощь принцу оказал финансист Жан Арнольфин (Джованни ди Николао Арнольфини). Он не только ссужал принцу средства, но и заботился о покупке одежды для его личного гардероба, а также занимался монетизацией платежей герцога Бургундского или любой другой оборотной бумаги:

Жан, друг мой, я получил твое письмо, в которых ты сообщаешь мне, что у тебя нет простого бархата, кроме бархата на бархате, который стоит дороже. Мне это больше нравится, и я благодарю тебя за то, что по твоей милости я всегда свободен от забот; и я уверен, если Богу будет угодно, я хорошо заплачу тебе за все, молясь, чтобы ты расплатился с сеньором да ла Бард. И пусть Бог, подарит тебе Жан, друг мой, радость. Написано моей рукой.

Людовик не собирался не выполнить обещания, которые он щедро давал Жану Арнульфину.

На себя Дофин тратил очень мало — отсюда, несомненно, и репутация крайней скупости, которая позже сформировалась о человеке, о щедрости которого среди современников ходили легенды. Проводя большую часть времени в седле, посвящая время в постоянных размышлениях, Людовик любив выпить и сытно поесть, однако его стол всегда был прост, а насыщенность бесед компенсировала отсутствие церемоний. В своих грубых серых одеждах, в широкополой шляпе с дешевыми благочестивыми аппликациями, в охотничьих куртках и сапогах из грубо выделанной кожи он выглядел просто скандально; у него едва ли было нескольких бархатных плащей, подбитых соболями, чтобы отправиться к бургундскому двору. Если его дары Церкви и его любовь к животным стоили ему больше, чем его гардероб и домашняя утварь, то этого недостаточно, чтобы объяснить его хроническую бедность. Деньги он использовал так, как всегда будет использовать в будущем — вознаграждая людей за добрые дела.

Курьеры Дофина и рыцари, составлявшие его скромную охрану, получали основное жалованье в размере 120 экю в год, что в среднем соответствовало доходу зажиточного землевладельца. Два его приближенных, Жан, бастард д'Арманьяк, и бретонец Жан, сир де Монтобан, его личный оруженосец и дипломатический агент Гастон де Лион, а также его неутомимый секретарь Жан Бурре, получали, даже в то время, значительное жалованье, а кроме того, деньги тратились на множество дополнительных вознаграждений для других людей, независимо от их ранга. Через клириков и других церковников, которые работали на него повсюду и составляли часть его информационной сети, Дофин отправлял письма Папе, прелатам и дворянам, которые могли распределять пребенды, в которых рекомендовал своих слуг, для которых он хотел получить богатые льготы.

Но Дофин был не таким простым человеком как казался. Еще до того как ему исполнилось 30 лет Людовик уже был известен как "самый осторожный человек в мире", и проживая в Женапе он никогда не терял бдительности, ведь одного неосторожного слова или шутки, оброненной одним из его придворных, было достаточно, чтобы втянуть принца в бургундские интриги. Кроме того, он прекрасно знал, что среди людей, окружавших его, наверняка были тайные агенты его отца, к тому же слух о том, что Карл VII собирается сделать своего младшего сына наследником короны Франции, все настойчивее циркулировал среди европейских дворов. Все это были причины, по которым Людовик требовал от своих слуг послушания и преданности. Его частые предписания: "И пусть не будет допущено ошибок!" свидетельствуют о том, как трудно было служить человеку, который никогда не щадил и самого себя.

Но Людовик предлагал взамен больше, чем деньги. Требуя абсолютной преданности от других, он сам проявлял преданность к людям, которые были ему полезны. Он делал их компаньонами в своих начинаниях и личными друзьями; он шутил с ними и ухаживал за ними, когда они болели; он брал на себя труд выслушать их и старался найти им хорошую пару, если они хотели жениться; он уважал их способности и поощрял их амбиции. Во Фландрии он встретил цирюльника — того самого Оливье Ле Дэна, которого так прославили романисты, — в котором обнаружил необыкновенный талант в искусстве ведения домашнего хозяйства и которому вскоре доверил организацию всех своих путешествий. Когда из-за нехватки денег ему пришлось расстаться с одним из своих слуг, он не бросил его, пока тот не нашел новую должность. Людовик даже обратился к одному из своих дядей (вероятно, графу дю Мэн), попросив его позаботиться о слуге, которого он не мог оставить при себе, и сделать "все, что вы сможете, пока наше положение не станет лучше и мы не сможем сделать для него больше, потому что он служил нам хорошо и преданно, и мы ни за что не хотели бы его потерять".

Но вполне возможно, что для Людовика это был просто способ внедрить шпиона в окружение своего дяди.

Ведь если у короля Франции были агенты в окружении Людовика, то у Дофина их было еще больше при