И, как содержимое ящика Пандоры, эти воспоминания нельзя загнать обратно, если уж они вырвались на свободу; ведь, оказавшись на свободе, они обретают собственную жизнь.

Он стонал, а они дразнили его и насмехались над ним, уводя его назад, в то время, которое он прятал в самых дальних уголках своей души…

С еще тремя рабочими он приехал из Лейквью в Меривейл-парк на ржавом фургоне. Один из них — Дерк Грейсон — выиграл четыре билета на концерт; этого события они ждали несколько месяцев.

Западное побережье изнывало от жары бабьего лета. В тот день было невыносимо жарко; пиво было холодным как лед. Огромная толпа жужжала в возбужденном ожидании по всему Меривейл-парку, как рой изголодавшихся по меду пчел.

Он вспомнил, как встал в очередь к киоску. Он уже снял рубашку, солнце грело его обнаженную спину, жареные гамбургеры и лук пахли так вкусно, а свеженькие банкноты шуршали в его бумажнике… да, день обещал быть великолепным!

Улыбаясь всем вокруг, он пробирался к трибунам.

И тут кто-то толкнул его, какая-то блондинка, которая брела, не разбирая дороги. Она выбила гамбургер у него из руки прежде, чем он успел его надкусить!

Она смотрела на него и, казалось, была шокирована.

Он пристально поглядел на девушку, как не смотрел никогда прежде. Не может быть… или может?

— Простите! — Голос Кендры Уэстмор дрожал, а огромные глаза были темны, как грецкие орехи. — Я не заметила…

Толпа сновала вокруг них, и Броуди догадывался, что его гамбургер уже раздавлен. Он не очень расстроился, ведь та же самая толпа прижимала его к девушке его мечты. У него закружилась голова, когда он вдохнул ее запах.

— Позвольте купить вам другой, — предложила Кенни, немного отодвинувшись и расстегнув парусиновую сумку.

Сумка была розовой, как и ее топ. На ней были белые шорты, а розовая с белым лента связывала ее волосы в конский хвост. Солнечные лучи играли на шелковистых прядках, сначала золотистых, затем платиновых, соломенных. Он уставился на нее как завороженный. Никогда раньше он не подходил к ней так близко, никогда не замечал, что ее светлые волосы имеют столько оттенков.

Она откашлялась.

— Я куплю вам другой!

Он сглотнул, поскольку в горле внезапно пересохло.

— Да… нет, все в порядке! — Он оглядел тысячи людей, собравшихся в парке, — жующих, пьющих, беседующих, смеющихся. — Ты одна?

Она не ответила.

Он продолжал вопросительно смотреть на Кенни. Щеки у нее были бледные, губы дрожали. Он поднял брови.

— Я приехала с кузиной, — тихо ответила она. — Эшли. Ей девятнадцать лет… она живет в Сиэтле. Но… она кого-то встретила, какого-то знакомого парня, и он увел ее. — Кенни беспомощно пожала плечами. Броуди пришел в ярость:

— Она тебя бросила?

Господи, да девочка просто в ужасе; и неудивительно! Скоро стемнеет, и это место станет совсем неподходящим для одинокой девушки-подростка, особенно такой, как Кендра Уэстмор!

— Я должна встретиться с ней после концерта в ее машине. — Кенни повернулась и указала на огромную иву в западной части парка. — Она стоит там. — Кендра убрала со лба прядку волос. — Слушай, мне очень неудобно из-за твоего гамбургера! Но если ты действительно не хочешь другого, тогда… я тебя оставлю.

Она его оставит? Оставит? Он чуть не рассмеялся вслух. Он одержим этой девушкой, сколько себя помнил; можно ли упустить такой шанс? Да ни за какие деньги!

— Можешь пойти посидеть с нами! — Он пытался говорить небрежно, словно ему было совершенно безразлично, пойдет она или нет. — Я с тремя ребятами работаю в «Лейквью констракшн». Сюда мы приехали втроем рано утром в фургоне.

По ее лицу он увидел, что она колеблется, и внутри у него все оборвалось. До сегодняшнего дня она не сказала ему ни слова. Она была принцессой Уэстмор; он же был сыном ее садовника.

— Впрочем, извини, — с горечью произнес он. — Я забыл, что я тебе не пара.

Ее бледные щеки покраснели. Она невозмутимо посмотрела на него.

— Нет, — возразила она и впервые за все время улыбнулась ему. — Спасибо, с удовольствием!

Остаток дня они провели, гуляя вместе с ребятами. А когда стемнело, Дерк принес из фургона пиво.

Сначала она не хотела даже пробовать. Затем отпила из его банки. При лунном свете он увидел, как расширились ее глаза.

— Вкусно, — похвалила она. — Я никогда его раньше не пробовала!

— Вот возьми себе банку…

Она улыбнулась.

— Нет, спасибо! Я лучше выпью шипучки.

Он протянул ей бутылку и, улегшись на траве, любовался ею. Кенни сидела рядом с ним, обхватив колени руками. Лишь изредка девушка одаривала его застенчивой улыбкой.

Антракт закончился, и все ждали, когда артисты снова появятся на сцене. Он сел, обнял ее и прошептал на ухо:

— Хочешь, улизнем в какое-нибудь укромное местечко, чтобы дослушать концерт вдвоем?

Он услышал, как у нее перехватило дыхание. Даже в полумраке он увидел, как в глазах ее загорелись огоньки.

— Да, — прошептала она в ответ. — Давай улизнем!

Они нашли уединенное местечко подальше от толпы. Он взял свою рубашку и разложил на теплой траве под молодой ивой. Густые ветви бросали на них широкие тени, а лунный свет танцевал на них, когда они целовались.

Их охватила такая страсть, которую он раньше не мог даже вообразить; а от потрясающего открытия, что она подарила ему свою невинность, он чуть не расплакался.

Этой ночью, прежде чем они расстались, она пообещала, что отныне будет девушкой Броуди Спенсера.

А еще она пообещала позвонить ему на следующий день, как только вернется в университетское общежитие.

Он следил, как она скользила сквозь толпу, чтобы встретиться со своей кузиной, следил, пока машина — «проуба» — не выехала на шоссе.

Чувствуя себя счастливее, чем когда-либо в жизни, и безнадежно мечтая о новой встрече с ней, он вновь присоединился к своим друзьям…

Теперь, когда воспоминания снова мучили его, Броуди чувствовал, как в нем снова закипает гнев.

Она так и не позвонила. А когда ему наконец удалось раздобыть ее номер и позвонить ей, она не сняла трубку. Он звонил ей восемь дней подряд. Потом сдался.

Он понял, что был дураком. Понял, что при ярком дневном свете она уже пожалела о том, что их встреча состоялась. И поклялся больше не думать о ней.

Три месяца спустя он узнал, что она приехала в Лейквью на Рождество, но не сделал ни малейшей попытки связаться с ней.

А в Сочельник он столкнулся с ней у дверей клиники. Столкнулся в буквальном смысле. Она не смотрела, куда идет. Он схватил ее, чтобы остановить. Она выглядела такой красивой в голубой лыжной куртке, с вьющимися золотистыми волосами и бледным, как молоко, лицом, что он забыл о данных самому себе обещаниях.