Пауза около 10 секунд.

Королев: Кедр, я Заря-1! Ключ поставлен на дренаж.

Гагарин: Понял вас. Я Кедр.

Королев: У нас все нормально, дренажные клапана закрылись.

Гагарин: У меня все нормально. Самочувствие хорошее. Настроение бодрое. К старту готов. Прием.

Пауза около 40 секунд. Слышно дыхание Гагарина.

Королев: Кедр, я Заря-1! Отошла кабель-мачта. Все нормально.

Гагарин: Понял вас, почувствовал. Прием. Слышу работы клапанов.

Королев: Понял вас. Хорошо.

Пауза около 20 секунд.

Королев: Дается зажигание, Кедр, я Заря-1!

Гагарин: Понял вас, дается зажигание.

Королев: Предварительная ступень.

Гагарин: Понял.

Королев: Промежуточная.

Гагарин: Понял.

Королев: Полный подъем.

А вслед за этим в эфире прозвучало, ставшее тут же знаменитым, гагаринское «Поехали!».

Выведение корабля прошло нормально. Если точнее, в «допустимых пределах». В самом начале полета, когда ракета стремительно набирала высоту и скорость, были несколько секунд, когда пропала связь, и на Земле перестали слышать голос космонавта. Что успели подумать в эти несколько секунд Королев и его соратники, находившиеся в пункте управления полетом, можно только догадываться. «Разгерметизация? Взрыв? Смерть космонавта под тяжестью перегрузок?». Наверняка у многих Главных прибавилось в тот миг седых волос – столь велико было напряжение, столь огромна ответственность, которая свалилась на их плечи. Но через несколько секунд связь восстановилась, и бодрый голос Гагарина возвратил всех к жизни.

Через девять минут после старта корабль был на орбите. Радости тех, кто его создавал, кто готовил космонавта к полету, кто с волнением следил за стартом, не было предела. Хотя параметры орбиты корабля отличались от расчетных – ракета «забросила» корабль на высоту 327 километров. Теперь, если бы отказала тормозная двигательная установка, космонавту пришлось бы суток семь ждать момента, когда за счет торможения об атмосферу «Восток» пойдет на посадку. При запасах кислорода на пять суток это было равносильно гибели. Но в первые минуты полета об этом не хотелось думать и все уповали только на штатную работу тормозного двигателя.

Меньше чем через час о запуске корабля «Восток» с человеком на борту узнал весь мир – в эфире Московского радио раздался голос Юрия Левитана: «Говорит Москва! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космическое пространство».

О том, сообщать или нет о полете человека в космос до завершения самого полета, шли жаркие дискуссии. Идеологи из ЦК КПСС полагали, что это надо сделать только после того, как Гагарин благополучно возвратится на Землю. Королев же считал, что это надо сделать немедленно, сразу же после старта. Он рассуждал, что, если что-то пойдет не так, и космонавт сядет не на территории Советского Союза, а на территории другого государства, необходимо как можно скорее организовать спасательные работы. Поэтому и оповестить мир о свершении надо было, как можно скорее, может быть, даже до старта. Но настоять на своем Королев не смог. Только личное вмешательство Хрущева позволило пустить в эфир сообщение ТАСС где-то в середине полета.

Да, подготовленный заранее текст сообщения ТАСС содержал «белые пятна» – время старта, параметры орбиты. Их «заполняли» дежурившие на радио и в здании агентства сотрудники НИИ-4 Николай Фадеев и Петр Лыженков. Лишь после того, как они вписали нужные числа, сообщение легло на стол перед диктором.

Еще одна ремарка об этом сообщении ТАСС. Как это было принято в те годы, сообщение готовили заранее. Так как гарантии успеха не было, заготовили три варианта текста, которые в запечатанных конвертах доставили в здание ТАСС на Тверской и на Московское радио. В конверте № 1 находилось сообщение об успешном запуске космического корабля с человеком на борту. В конверте № 2 был вариант, где ЦК КПСС и Советское правительство с прискорбием извещали о взрыве ракеты-носителя на старте и о гибели космонавта. В конверте № 3 находилось сообщение о попытке запуска человека в космос и об аварии ракеты-носителя на участке выведения. Там же было обращение советского правительства к правительствам государств, на территории которых мог оказаться космонавт, с просьбой принять меры по поиску и спасению. Левитан должен был зачитать тот вариант, который ему будет указан «компетентными органами».

Как известно, был использован конверт № 1. А вот судьба двух других конвертов так и осталась неизвестной. Их в тот же день забрали представители КГБ. Ну а дальше все покрыто мраком неизвестности.

Еще до того, как о полете сообщило Московское радио, радиосигналы «Востока» запеленговали наблюдатели с американской радарной станции Шамия, расположенной на Алеутских островах. Пятью минутами позже в Пентагон ушла шифровка. Ночной дежурный, приняв ее, тотчас же позвонил домой доктору Джерому Вейзнеру – Главному научному советнику президента США Джона Кеннеди.

Заспанный доктор Вейзнер взглянул на часы. Было 1 час 30 минут по вашингтонскому времени. С момента старта «Востока» прошло 23 минуты. Спустя несколько минут Вейзнер доложил о случившемся президенту.

В тот день Кеннеди допоздна засиделся в кабинете – решался вопрос о вторжении на Кубу. Он очень устал, нещадно ныла раненная во время 2-й мировой войны нога, а тут еще эта новость о полете русских. В глубокой задумчивости сидел он за письменным столом.

Бесшумно открылась дверь, и в проеме появилась фигура дежурного секретаря.

– Мистер президент, на проводе глава Пентагона. Он спрашивает, когда ему прибыть на совещание.

– Какое совещание? – не понял Кеннеди.

– На совещание, где будет обсуждаться наш ответ русским. Он говорит, что мы должны что-то делать.

Кеннеди поднялся из-за стола, погасил настольную лампу и, повернувшись к секретарю, сказал:

– Передайте ему, совещание состоятся завтра утром, а сейчас мы все идем спать. То, что мы должны были сделать, русские только что сделали за нас.

Все-таки мудрым был 35-й президент США Джон Кеннеди. Он правильно оценил то, что было сделано 12 апреля у нас в стране. А спустя полтора месяца объявил о начале программы «Аполлон», в результате чего американцы еще в 1960 годах высадились на Луне. Но это уже другая история.

В тот момент, когда в Белом доме Кеннеди разговаривал со своим секретарем, полет «Востока» близился к завершению. Предстояла посадка – самая опасная часть полета. В отличие от старта, когда у космонавта имеется шанс спастись в случае аварии ракеты-носителя, на участке спуска такой возможности практически нет.

Именно на участке спуска и произошли описанные ниже события, о которых долгие годы старались не вспоминать, чтобы не портить благоприятную картину свершения. А поволноваться в те минуты было из-за чего.