До ночи он выпил еще бутылку водки, почти весь следующий день проспал, лишь к вечеру очнулся, а с понедельника с головой погрузился в решение вопросов по «Стройвесту».

Манухина он уволил, и в счет возмещения ущерба забрал у него акции компании. Затем пришлось искать нового управляющего, нового главного бухгалтера, вместе с ними вникать во все дела строительной фирмы. Работу в банке никто не отменял, поэтому Попов был занят по горло, не отдыхал даже в выходные. Зато времени на бессмысленные терзания не оставалось. Работа ― лучший лекарь от душевных ран, он знал это твердо, и раньше помогало.

Он полагал, что почти вылечился, когда об Ирине неожиданно напомнила мама. Она позвонила сама, что случалось редко, и сообщила, что случайно встретила его бывшую одноклассницу.

– Ира мне сказала, что ты ее обманул, и что ее не устраивает твое истинное положение… Вот видишь, не мне одной не по душе то, что ты превратился в «нового русского»! Есть еще на свете порядочные женщины…

– Мам, мне что, в управдомы переквалифицироваться? ― крикнул в сердцах Попов.

Мать юмора, конечно, не поняла.

– А разве сейчас есть управдомы? ― спросила она совершенно серьезно. ― Я тебе говорю: деньги не принесут тебе настоящего счастья.

– Я это прекрасно знаю, ― сбавил он обороты, ― не в деньгах счастье и все такое…

– Я ей сказала, что ты не настоящий олигарх, а порядочный мальчик.

– Вот спасибо!

– Не ехидничай! У тебя никогда не было такой подходящей женщины. Я ведь видела, как она на тебя смотрела! Саша, ты уже не молод, нельзя откладывать счастье на потом… Ты должен с ней встретиться и попросить прощения.

– Спасибо за совет, мам.

– Не благодари, а лучше сделай, как я говорю.

Но Попов отчего-то был уверен, что встречаться с Ириной бесполезно. Мама ведь не слышала, как она сказала, что у нее с банкиром не может быть ничего общего! Мобильник всучила, деньги прислала по почте. Все вернула, чтобы забыть? И он тоже о ней забудет. По крайней мере, попытается.

* * *

Как-то вечером, глядя в окно, Ира обнаружила, что деревья, недавно радующие глаз разноцветьем осеннего убора, оголились. На исходе слякотный октябрь, а она за работой и ежедневными хлопотами не заметила, как время пролетело. Уже четыре месяца прошло с той роковой субботы…

Телефонный звонок отвлек ее от невеселых мыслей. Незнакомый мужской голос спросил Ирину Александровну Малинину.

– Я вас слушаю, ― ответила она, почему-то подумав в эту минуту о Попове.

Но незнакомец представился Романом Семеновичем Фримером, нотариусом.

– Наша контора занимается делами о наследстве, ― объяснили в трубке. ― Скажите, пожалуйста, кем вам приходился Виктор Юзефович Фишер?

– Это мой дед, но он давно умер, еще в блокаду.

– У вас есть какие-нибудь документы, подтверждающие ваше родство?

– Где-то было свидетельство о смерти деда, есть мамино свидетельство о рождении. Какие еще документы, если человека шестьдесят пять лет на свете нет! А в чем дело?

– Дело в том, что вам с сестрой ― у вас ведь есть сестра?

– Да, но она здесь не живет.

– Я знаю, а вы живете в этой квартире давно, поэтому найти вас оказалось проще. Так вот, возможно вам достанется довольно большое наследство. Откуда родом был ваш дед?

– Из Вены, это в Австрии, ― зачем-то объяснила ошарашенная Ирина, как будто ее собеседник мог не знать, столицей какой страны является Вена.

– Все правильно. Но ваше родство надо документально подтвердить. Может, у вас сохранились какие-нибудь письма, фотографии?

– Было что-то, но придется искать, ― в растерянности проговорила она. ― Да что за наследство, вы можете объяснить?

– Я не уполномочен ничего объяснять, пока не увижу документы. Вы не могли бы вместе с сестрой приехать в нашу контору в ближайший понедельник, прихватив все, что найдете в семейном архиве?

– Конечно.

Они договорилась о времени, Ира записала адрес, попрощалась и повесила трубку.

Тут же перезвонила Юльке и все ей рассказала.

Воскресенье они с сестрой провели, перебирая старые документы и фотографии. В семейном архиве нашлось несколько открыток на немецком, без дат, но явно довоенных. Олег, который изучал в школе два языка ― немецкий и английский, помог перевести открытки и подписи на фотографиях.

Своих прабабушку и прадедушку сестры и так узнали. Мужчиной со скрипкой оказался Отто, брат их дедушки Виктора. На нескольких фотографиях рядом с ним были его жена Марта и сын Вильгельм. В открытках обычные приветы, поздравления с Рождеством и сообщение об успехах Отто в концертном турне по Европе. Выходит, он тоже был музыкантом, как их дед.

Они собрали все фотографии деда. Оказалось, что Олег видел их впервые. На самой ранней дедушка совсем юный, в нерусской военной фуражке ― он попал в Россию во время первой мировой войны, да так и остался навсегда. На другой шагает во главе оркестра из красноармейцев в буденовках. Нашлись фотографии с концертов, где он дирижирует, держа в руках скрипку, на других он то в смокинге с атласными лацканами, то в белой рубашке и брюках, то с трубой, то с контрабасом… На голову выше всех окружающих…

– Мам, а какого дед был роста?

– Тебе он прадед. Больше двух метров.

– Клёво! И что, он на всем играл? И на трубе, и на скрипке, и даже на контрабасе? Да он просто полиглот!

– Полиглот ― это человек, который знает много языков, ― поправила Юля. ― Кстати, дедушка знал их не меньше десятка.

– Кажется, мама говорила, что двенадцать, ― уточнила Ира. ― И еще наверняка он играл на фортепиано. Помнишь, Юль, мама рассказывала, что они рояль в блокаду сожгли?

– Зачем? ― не понял Олег.

– О господи, чему вас только в школе учат! ― вздохнула Юля.

И они с сестрой стали рассказывать мальчишке про блокаду, о которой много слышали от матери. Как рояль, вслед за другой мебелью, пошел на дрова, а скрипку и остальные инструменты обменяли даже не на продукты, а на столярный клей. Его разводили кипятком до консистенции киселя и это пойло хоть как-то наполняло желудок. Про то, что дедушке, при его росте, требовалось много еды, поэтому он не смог долго продержаться на 125 граммах хлеба в день, и 25 января 1942 года умер от дистрофии.

– Неужели тебе бабушка не рассказывала? ― удивилась Ира.

Юля покачала головой:

– Сама вспомни, какая она была в последние годы. Конечно, не рассказывала ничего.

– А когда мы были маленькие, она часто своего папу вспоминала. Только ее рассказы походили на сказку: музыкант и полиглот, ростом с Гулливера и родом из Австрии.