Вдруг у нее за спиной раздался напряженный, тревожный голос Федора.

– Они двигаются! – крикнул он.

Таис подскочила и оглянулась. Семена-чипы и в самом деле дрожали и еле заметно передвигались. На миллиметры, на совсем маленькое расстояние. Их острые носики развернулись в сторону емкости с серебристо-белой жидкостью, и они тянулись, тянулись к ней, как птенцы, жаждущие воды.

Только вот это были вовсе не птенцы.

– А что, если… – пробормотал Федор и осторожно подтолкнул семена.

С легким хлопком сбоку от Таис возник голографический экран, на нем появилось лицо какого-то смуглого незнакомца. Но даже он не смог отвлечь внимание всех троих от семян, которые тянулись к жидкости. Федор подтолкнул их ближе, еще ближе.

– Кто вы такие? – заговорил мужчина в голограмме. – И что делаете рядом со станцией?

– Мы люди, – торопливо ответила ему Таис, – мы прилетели вам на помощь.

Она приблизилась к Федору и замолчала. От удивления она и думать забыла о странном незнакомце.

– Почему они направляются к жидкости? Они чувствуют ее? Они же не могут видеть… – изумленно пробормотала Таис.

В таком же изумлении находились Федор и Макс. А зерна между тем оказались совсем рядом с шипящей и искрящейся жидкостью.

– Мы делаем что-то не то… – озадаченно проговорил Макс.

– Почему они тянутся к этой жидкости? Чего им надо? – спросил Федор, не отводя взгляда от зерен.

И тут заговорил человек в голограмме. Видимо, ему удалось рассмотреть то, чем занимаются пилоты крейсера «Фрик», потому что в его словах звучали и предупреждение, и тревога.

– Уберите чипы от плазмы! – коротко распорядился он.

В его голосе слышалось столько злости и металла, что Таис вздрогнула и попыталась накрыть прыгающие зерна ладонью, но не успела.

Последний прыжок – и чипы оказались в чашке с жидкостью.

3

Время словно замерло, перестало существовать. Всеобщее внимание сосредоточилось на небольшой чашке, в которой пришла в движение серебристая жидкость. Она тут же стала темно-синей, зашипела, заискрилась, засияла, довольная и веселая. Вскочивший на ноги Федор изумленно наблюдал за преображениями, происходившими в пластиковой чашке.

– У вас есть оружие? – послышался голос смуглого человека из голограммы. – Лучше всего убить то, что сейчас появится.

Оружие имелось у Макса. Он вытянул бластер, но Федька рывком остановил его.

– Успеем. Давай посмотрим, что будет.

– Будет рождение робота, – не унимался смуглый. – У вас мало плазмы, потому большой робот не получится. Выйдет только маленький, но он будет не менее опасен. Стреляйте в него.

Федор вдруг метнулся к кладовому отсеку и прибежал с плотной непробиваемой сферой – такие крышки служили для хранения продуктов в контейнерах.

А бурлящая темно-синяя жидкость между тем загустела, стала совсем темной, блестящей. Она на глазах приобретала форму, изменялась, преображалась. Она создавала и творила, эта жидкость. Семена чипов, исчезнувшие в ней, дали жизнь чему-то новому и странному.

Вот уже можно было различить тоненькие ножки-щупальца, пытающиеся вылезти на поверхность стола. Появилось плотное обтекаемое тело, в котором время от времени вспыхивали разноцветные огоньки.

Вот субстанция снова поменяла цвет, стала полупрозрачной, и сквозь нее Таис теперь уже могла рассмотреть крошечное зерно, которое, видимо, все еще передавало свои программы жидкости.

– Что это такое? – проговорил Федор.

– Это механики, – угадала Таис. – Вот так рождаются механики. Многоножки, которые все чинят. Помнишь?

Выходит, что из чипов гоменов можно создать больших роботов, а можно…

– Можно создать, а можно родить, – вмешался в разговор смуглый человек на голографическом экране, который продолжал наблюдать за процессом. – Мелкие роботы рождаются из Живого металла. Живой металл – это уникальная плазма нашей планеты. Планеты, откуда мы родом. Большинство роботов происходят из этой плазмы. Без нее не будет роботов.

– С вашей планеты? – Федор рывком накрыл только что рожденных двух многоножек заранее приготовленной крышкой и повернулся к голограмме. – Кто вы такие? Какая такая плазма? С какой вы планеты?

1

Запах крови мешался с запахом горячего железа. Он витал повсюду, пропитывал одежду и вклинивался в сознание жутким обещанием скорой смерти. Ник мог бы и не говорить о поврежденных двигателях. Обостренные до крайности обоняние и интуиция и так вырвались из-под контроля и подчинили себе сознание. Эмма не просто знала – была уверена, что шаттл обречен. Смерть царила в коридорах и отсеках, полыхала едким огнем в двигательной части и норовила захватить людей.

Ника она уже захватила. Пришпилила длинным штырем, прижала крепко и не оставляла выбора.

– Уходи, Эйми! – зло кричал Ник, и глаза его блестели то ли влагой, то ли яростью.

Глаза его сияли бешеным светом, как два огня, как два теплых маячка.

Руки у Эммы дрожали, колени сами собой подгибались, зато сердце буквально замерло. Остановилось, едва слышно подрагивая где-то за ребрами.

Надо бы уйти, чтобы остаться в живых. Надо бы спасать свою шкуру, именно об этом голосили интуиция и проклятое желание выжить. Столько раз Эмма прислушивалась именно к этим внутренним голосам, и они никогда не обманывали ее. Никогда не подводили.

Уникальная, почти сверхъестественная интуиция столько раз сохраняла Эмме жизнь, что превратилась почти в главное внутреннее чувство.

И вот в первый раз приходилось игнорировать знакомые предупреждения. Глушить и прятать их.

– Я не уйду без тебя, – сквозь зубы проговорила Эмма, оглядываясь в поисках какого-нибудь подходящего предмета. – У меня есть меч, я обрублю штырь, и мы уйдем вместе.

– Эйми, шаттл сейчас взорвется! Мы погибнем вместе! Эйми, девочка моя, уходи, прошу тебя…

Ник торопливо заговорил на своем языке, превозмогая боль, приподнялся. Горячий его взгляд заставил трепетать каждую жилку Эммы, каждый нерв, каждую клетку. Взгляд, в котором промелькнула вся огромная жизнь, весь гигантский космос.

– Я прошу тебя, Эйми, ты должна уйти. Я прошу тебя… – прошептал он.

Он ничего не мог сделать, ничего. Пригвожденный к полу, цепко удерживаемый приближающейся смертью, сильный воин Ник был беспомощен.

– Я прошу тебя… – снова зашептал он.