Парня было жалко, но, признаться, выходка Хмури вызвала у меня легкий приступ смеха, который я тщательно скрывала. Мне вдруг показалось на долю секунды, на какое-то крохотное мгновение, что мрачный фамильяр-то не лишен чувства юмора. Да, поступки его отвратительно-некультурные, часто жестокие и бьющие в самые больные места. Но именно этими чертами и отличается качественный сарказм.

Впрочем, из-за умения шутить ворона хотелось пристукнуть ничуть не меньше.

— Ква! — снова раздалось из стеклянного вольера возле окна.

А я в очередной раз поразилась тому, что у нас на кухне теперь стоит крохотный домик для лягушки.

Заметив мое удивление, Эйвин покачал головой:

— Это не я построил, откуда бы мне взять стекло и инструменты для такой тонкой работы? Это дом Ирмабеллы, твой дом… преображается для твоих нужд.

— Правда? — восхитилась я, постучав по стеклу.

— Ква! — донеслось оттуда.

Лягушка сидела на влажных камушках возле какого-то заботливо вкопанного растения. Рядом в стенку была встроена прозрачная колба с настоящими живыми стрекозами. Иногда у них хватало ума, чтобы найти дырочку в самом низу колбы и вылететь наружу. Тогда лягушка быстро ловила их и съедала.

— Стрекоз тоже дом наловил? — удивилась я.

— Нет, увы, — хмыкнул Эйвин. — Это пришлось делать мне. Есть одно простенькое заклинание…

Неожиданно он протянул ладонь к окну и, не успела я и слова сказать, шепнул:

— Перламутровы глаза,

Перья словно бирюза,

Прилети на голос мой,

Золотая стрекоза…

— Эй-эй! — воскликнула я, когда с его губ сорвались последние слова. Вот только колдовства мне тут не хватало!

Но со всех сторон на ладонь парня уже начали слетаться самые настоящие стрекозы.

Сперва одна, потом вторая, потом еще десяток… Их глаза и вправду сверкали разными цветами, крылышки переливались зеленовато-голубым, а тельце было таким красивым, словно кто-то посыпал насекомых золотой пудрой.

Эйвин сжал свободную ладонь в кулак, шепнув: “Хватит”. Стрекозы перестали прилетать, а тех, кто уже сидел на другой его руке или порхал над ней, он осторожно направил прямо в прозрачное жилище Лягурмеллы. Приоткрыл крышку и просто запустил внутрь.

— Ква-ква-ква!

Та была явно просто счастлива.

— А с другой мошкарой тоже так можно? — спросила я, когда восторженное любование стрекозами было внезапно прервано укусом комара. Я шлепнула на ноге маленького кровососа, мечтая, что если однажды и не войду в силу полностью, то хотя бы научусь быть ведьмой в достаточной мере, чтобы расправляться с этой пакостью.

— Нет, увы, я знаю заклятье только для стрекоз, причем только для этих конкретных… золотых с бирюзовыми крыльями, — усмехнулся парень. — Меня научила ему еще Ирмабелла. Поговаривают, что она сама умела создавать заклинания, я же сколько ни пытался что-нибудь придумать — ничего не работает. Но я неинициированный волшебник. Возможно, в этом все дело.

Я вздохнула, почесывая укушенную комаром ногу. Выходит, от кровососущей гадости избавиться так просто не получится. А вот бы благодать была! Хотя можно попробовать на досуге что-нибудь эдакое выдумать… какой-нибудь купол над домом от мошкары и… членов Тайной канцелярии. А что? Вдруг у меня врожденный дар, как у Ирмабеллы?

И, словно услышав мои мысли, подмастерье проговорил:

— Кстати, сегодня на базаре я еще кое-что услышал, — звучал его тихий голос, пока я самозабвенно мечтала о мире без комаров, слепней и убийц. — Говорят, крысы из Канцелярии снова активизировались. Поймали трех колдунов, один из которых был вступившим в силу. Вроде молодой парень, которому только-только удалось пройти инициацию, и он на радостях всем об этом рассказал. Ну, его быстренько и замели.

— Какой кошмар, — съежилась я, подтянув ноги на стул и обхватив их руками. — Теперь казнят?

— Пока неизвестно, — покачал головой парень. — Официальная причина, как всегда, подозрение в государственной измене.

— Волшебненько, — пробубнила я, почувствовав, как по спине прокатывается холодная дрожь.

Ведь и я могу быть на месте любого из этих колдунов. О моем существовании уже знают король и принц. Мне не удалось сохранить в тайне свое существование, и жить одинокой, никому не известной колдуньей в лесной чаще уже не получится.

В этот момент, словно в резонанс моим страхам, в дверь громко постучали.

Эйвин резко повернул голову и нахмурился. В свете только что прозвучавшего разговора этот стук казался особенно зловещим. Похоже, парень думал о том же, о чем и я… Что о моем существовании все-таки донесли Тайной канцелярии.

Стук повторился, и подмастерье медленно встал со стула и пошел открывать со словами:

— Прятаться нет смысла.

Эйвин стал подозрительно серьезен, таким я не видела его прежде. Он оглянулся на пороге и посмотрел на меня, как-то очень официально проговорив:

— Дом еще недостаточно силен, чтобы служить защитой, ронна Довилье. Открыть ли мне дверь?

Вопрос звучал настолько странно и торжественно, что я поняла: без моего позволения Эйвин, скорее всего, вообще не может никого впустить.

Я действительно была его хозяйкой…

— Открывай, — кивнула я, собравшись с силами. Всю жизнь бояться не было никакого желания.

Я уже встречалась и с королевским посланцем, и с наследным принцем, и с трясинными пауками. Не знаю, кстати, что было страшнее. В общем, после этого всего члены Тайной канцелярии как-то уже не казались такими страшными. Может, и зря, конечно…

Дверь распахнулась, и на пороге появился какой-то молодой парень в пыльном коричневом камзоле посыльного.

— Письмо для ронны Мартеллы Довилье, наследницы гранды Ирмабеллы Довилье и владелицы дома.

— Это мне! — слишком уж рьяно вскинула я руку в воздух, подбегая к двери.

Письма я любила! Особенно когда ожидаешь вместо них палача.

Выхватив конверт и расписавшись в длинной ведомости посыльного, я захлопнула за пареньком дверь и быстро разорвала белоснежный конверт с золотой гербовой печатью, над которой значилась красивая маленькая корона.

Внутри все перехватило от смутного ожидания.

Пробежав глазами по тексту письма, я взглянула на подмастерье, который все это время, сдвинув брови, ждал моих слов, и проговорила:

— Это грамота Благородства, Эйвин. Я теперь официально обладательница дворянского звания, передающегося по наследству.

К сожалению или к счастью, дворянство в нашем королевстве никак не отражалось на имени. Как я была прежде ронной, то есть молодой девушкой, так ею и осталась. Разве что в официальных письмах и обращениях к имени добавлялось слово “благородная”. Таким образом кто-то из прежних королей пытался сгладить сословное неравенство, убрав и упразднив полностью все существовавшие в нашей стране на тот момент титулы. Поговаривают, что дворяне были в бешенстве, ведь теперь они почти ничем не отличались от простого люда.