Она снова была на свободе. Она снова была в Берлине.

В городе она осталась не просто так: единственное, что её манило (и, вероятно, поддерживало в живых все эти годы) – это была её дочь Ивонн.

Путь, который к тому времени прошла Ивонн, тоже был не из лёгких. В детстве она поскиталась по больницам и сиротским приютам, много и тяжело болела. В конце концов она попала в еврейский приют, руководил которым педагог Зигфрид Барух: он стал законным опекуном Ивонн, стал отцом, которого у неё никогда не было. Барух был строгим, требовательным педагогом, прошедшим через Освенцим и потерявшим там жену. Свою любовь он дарил Ивонн – но не забывая и о воспитании: как убежденный сионист, Барух был намерен передать всем воспитанникам приюта чувство еврейской идентичности доверенным.

Очередная ирония судьбы: у Стеллы, отрицавшей собственное еврейство, ненавидевшей евреев и способствовавшей их уничтожению во время войны, подрастала дочь-сионистка, мечтавшая о скором переезде в Израиль. В начале 1950-х Ивонне помогли найти приёмных родителей – Натана и Урсулу Цельник. Натан был довольно богатым юристом и предпринимателем – он импортировал в Берлин фарфор, торговал антиквариатом и успешно распоряжался семейным капиталом, доставшимся ему от отца. Приёмную дочь он полюбил всей душой и часто баловал её игрушками и подарками.

Стелла, конечно, разыскала Ивонн. И однажды оказалась на пороге у семьи Цельников, сообщив Ивонн, что она её мать. После этого началось долгое и беспощадное сражение за родительские права на дочь Стеллы. Несмотря на сопротивление органов опеки, Стелла отчасти добилась восстановления своего материнства – такой она была целеустремлённой. Правда, Ивонн была довольно сильно шокирована тем, что в её жизни неожиданно появилась мать – она уже давно жила в семье приёмных родителей и была уверена, что матери у неё просто нет. Тем более с таким богатым и мрачным прошлом за спиной.

Впрочем, в те годы сомнительное прошлое было почти у всех. Ивонн, которая мечтала стать врачом, работала в начале 1960-х медсестрой в одной из берлинских больниц. Как-то раз на приём пришёл пациент. Вскоре вошёл врач, он представился – и в этот же миг на него посмотрел пациент. Он побледнел, сказал: «Вы работали в лагере…», после чего убежал. И это не было чем-то из ряда вон выходящим для ФРГ 1950-х – 1960-х годов.

Возвращение Стеллы никому не принесло счастья. Ивонн не любила свою мать, она была ей отвратительна, равно как и взгляды, которые она не стеснялась выражать публично. Она все больше отдалялась от неё, пока в 1966 году не порвала отношения вообще и не перестала отвечать на письма Стеллы.

Больше они никогда не общались.

Имя Петера Виденрайха (он же Петер Вайден) уже несколько раз звучало выше, но его, конечно, надо повторять ещё и ещё. Вероятно, что без него мы не знали бы эту историю в таких деталях и подробностях.

Послевоенная жизнь Стеллы тоже была полна разных событий – уже не таких масштабных, как в годы войны, но все равно интересных. Она вышла замуж в третий раз, потом развелась. Её вновь и вновь пытались осудить за её работу на гестапо, но каждый раз медицинское освидетельствование показывало, что Стелла слишком нездорова и её судить нельзя. Она меняла место жительства, переезжая из города в город, выдумывая себе новое имя и скрывая свой домашний адрес. Многие пытались её найти, чтобы сделать интервью, но это было очень непросто. Соседи обычно отзывались о Стелле как о доброй и отважной женщине – она всегда старалась помогать ближним и вступаться за соседей в любых конфликтах. О своём прошлом она, конечно, не сообщала.

Она страдала от одиночества. Её муж умер, её дочь не общалась с ней; отчасти утешение она находила в религии – в какой-то момент она стала довольно фанатичной христианкой. Всё такая же антисемитка, считающая евреев виновными во всех своих личных бедах – да и не только в них. Её здоровье было подорвано десятью годами лагерей, поэтому она не могла работать.

Когда Вайдену всё же удалось разыскать её адрес, то сначала он ей отправил открытку, в которой вспоминал о тех далёких временах, когда они вместе ходили в школу, бегали за трамваями и играли в школьные игры. Питер был совершенно не уверен, что Стелла ему ответит, но, видимо, её одиночество было настолько всепоглощающим, что даже вестник из давно забытого позапрошлого мира был приятным событием. Она рассказала ему о себе: написала о своей жизни и о том, как она выживает на пособие в 238 марок в месяц (тогда это было примерно 130 долларов). Питер отправил её немного денег – прикрепил к следующей открытке чек на 50 долларов, чем вызвал невероятный прилив радости со стороны Стеллы. Правда, вскоре он узнает, что 238 марок – это не все деньги, которые получает его бывшая одноклассница; ежемесячно она получала больше 1000 марок – в качестве ренты, оставленной покойным мужем. Зачем же она врала о своей зашкаливающей бедности? Хотела вызвать жалость и сочувствие? Нет ответа.

Петер шёл по следу, оставленному Стеллой, общаясь с людьми, которые её знали раньше. В Швейцарии он нашёл талантливого подделывателя документов Гюнтера Рогова – тот тоже какое-то время искал Стеллу после войны, но так и не нашёл. О её гестаповском прошлом он не подозревал, а узнав, назвал бывшую любовь ведьмой. Наконец, в 1990 году Вайден встретился со Стеллой. Это был тяжёлый и мрачный разговор-прощание: Петер вспоминал о былом, ворошил неприглядное прошлое и постоянно спрашивал Стеллу, не жалеет ли она о том, что причинила стольким людям боль, а многих отправила на верную смерть.

Она ни о чём не жалела.

А спустя примерно четыре года после этого разговора, вскоре после своего дня рождения, она выпрыгнула с балкона своего дома. Стеллы Гольдшлаг не стало в 1994 году. Так закончилась история девушки, которая мечтала покорять Голливуд и петь джаз, а оказалась талантливым и беспощадным агентом гестапо – это был настоящий пик её карьеры и жизни.

Бывают истории настолько неоднозначные и запутанные, что и спустя многие годы и десятилетия они остаются неразгаданными – что это было, зачем, почему? В тех же случаях, когда речь идёт о разведке, нам и вовсе приходится вглядываться в заполненную туманом темноту – настолько мало у нас информации о точных причинах тех или иных событий. И лишь по расходящимся кругам на воде мы можем попытаться предположить, что же, всё-таки произошло. История советского перебежчика Анатолия Голицына именно из таких. Попробуем же изучить круги.

Здание американского посольства в Хельсинки находится в Кайвопуйсто, рядом с огромным парком (в честь которого район и получил название). Парк, расположенный на берегу Финского залива, окружён дорогими виллами и коттеджами – место всегда считалось престижным и даже аристократическим.