Но были даже среди них такие, которые отличались какой-то особенной смелостью и даже, наверное, бесшабашностью, которые вызывали глубочайшее уважение даже среди самих «спецов».

Один из таких как-то рассказывал автору. «…В Газни стоял вертолетный полк. В ночь на 22 октября 1986 года „духи“ протащили сквозь посты боевого охранения „безоткатку“ и долбанули по стоящим на аэродроме вертолетам, и три машины сгорели!.. Да чего там говорить зря!.. Дрыхли посты охранения, вот и протащили…

Я к тому времени исполнял обязанности начальника штаба батальона. Прихожу утром в штаб и застаю сумасшедший дом в день землетрясения. Оказывается, уже прилетал замкомандующего — генерал-лейтенант, колоритный дядечка, косивший под Жукова. Целый час он вставлял пистон нашему новому комбату:

— Твою мать, майор! — орал генерал. — Отряд спецназа стоит, а „духи“ у него под самым носом что хотят, то и делают!..

Пистон надлежало спустить по нисходящей, так что следующим был я, хотя ни сном ни духом не ведал, что происходит! И вообще… Мне уже через неделю предстояло меняться и наконец-то ехать в Союз…

Парадокс был еще и в том, что наш отряд спецназа формально-то хоть и был в лагере, но фактически его там не было: из трех рот — две в дальних засадах, а третья в нарядах… Но в накрученной и воспаленной голове комбата созрел план операции возмездия: идти на Искополь и загнать „духов“ в норы, чтобы высунуться боялись!..

Честное слово, комбат — очень хороший мужик, это потом говорили все, кто с ним служил!..

Но тогда…

Он в Афгане был меньше недели и не очень понимал, чего требует. Искополь — это исконно „духовский“ укрепрайон, что-то вроде знаменитого Панджшера, только там Ахмад-Шах, а здесь Раббани… Войсковые операции, и те проку не давали. А тут…

Кому идти? Свободных от нарядов бойцов наскреблось семнадцать, то есть больные да случайные. На задание же должно выходить не меньше двадцати!.. С трудом находим двух приблудных саперов и проводника служебной собаки без собаки.

Кто поведет? Капитан Алексеев.

Я тогда аж подпрыгнул:

— Саша Алексеев? Да он же только пару дней как из Союза, реального боевого опыта — ноль!

— Тогда поведешь ты! — говорит комбат.

— Я? Легко! Но кто в штабе останется?

Комбат долго матерился, а потом принял решение.

Группу веду я, показываю Алексееву, как надо работать, потом мы возвращаемся к постам боевого охранения аэродрома, там переднюем, меня заберет бронетранспортер, а следующую ночь Алексеев работает сам: „Капитан он или не капитан?“… Логика, конечно, в стиле 41-го года, но дальше — больше: оказывается, наша группа должна засветиться.

Тут я подпрыгиваю второй раз — сознательно засветиться в районе „работы“! Подобное в моем спецназовском мозгу вообще никак не укладывается! Но таков замысел: противник должен понять, что в окрестностях Искополя появилась группа спецназа, а спецназа нашего „духи“ уже действительно по-настоящему боялись!.. Под эту марку нам надлежало немного побутафорить, а там вернется с засад вторая рота — она-то и займется настоящим делом. Бред, конечно, но выбирать не приходилось.

Как мы шли — это вообще отдельная песня. Но вышли все же на „духовские“ дозоры. Ну и обстреляли их внаглую. Причем обычно спецназ действует очень аккуратно, трупы оттаскивает, прячет, а тогда мы их демонстративно оставили. Даже раненого добивать не стали: пусть кричит, у нас задача такая — больше шума.

Но только „духи“ тоже не дураки. Как потом выяснилось, именно из-за нашей сознательно топорной работы они и решили, что никакой мы не спецназ, а обычная пехота. И стали, в свою очередь, преследовать уже нас самих. А мы принялись петлять и отрываться.

Оторвались. И допетлялись…

Вместо намеченного для выхода участка вышли к минному полю. Было это около 2.50 ночи, а с 3.00 до 3.05 — сеанс радиосвязи с боевым охранением на основной частоте, с 3.05 до 3.10 — на запасной.

В 3.00 нам никто не ответил — сука-радист проспал, и только в 3.06 наконец откликнулся. Я потребовал, чтобы выслали провожатых, чтобы провести через мины группу. На той стороне поля появляются два силуэта, медленно, зигзагами движутся к нам. Они? А кто ж его знает?!!

А ночь, что называется, „перестает быть томной“… „Духи“ нас уже обнаружили и слетаются, как мухи на дерьмо. Причем то самое дерьмо — это мы… Их еще чуть-чуть соберется, и все — передавят, как курят…

Счет идет уже на минуты… Делать нечего, и я принимаю решение: мелкими группами двигаться в сторону провожатых. До них метров пятьдесят, луна светит, авось повезет. Первыми пошли лейтенант Савченко и еще два бойца.

До сих пор себя виню — мне все кажется, что тогда у левой ноги одного из бойцов я успел заметить темное пятно мины. И вроде бы я даже попытался крикнуть „Стой!“, но тут под этой самой левой ногой полыхнуло белым огнем… Это была растяжка…

Передний боец и лейтенант Савченко ее переступили, даже не заметив, а замыкающий зацепил… И ему оторвало ногу… Напрочь…

Савченко изрешетило до задницы, мы потом вместе лежали в палате, у парня из-за повреждения пяточного нерва боли были страшные, все время стонал, а я стыдил: „Не тебе одному больно!“… Но его можно понять — первое ранение, как-никак… Алексееву осколком ухо срезало, так и прибежал ко мне тогда с висящим ухом… Ничего, потом пришили. Головной остался без штанов — их изорвало в клочья, но при этом ни царапины. Смешно…

А я… я принял полный набор осколков — от голеней до „лифчика“ на груди с запасными магазинами…

И снова угодил в госпиталь».

А еще он частенько вспоминает один случай…

«…Мы тогда шли досмотровой группой по степи на бэтээрах… Обычный рейдовый выход… Вдруг мощный толчок, и машина встает буквально раком!.. Я сначала решил, что это подрыв, на случайную мину наскочили, такое бывало, и довольно часто, а потом оказалось, что это мудила-механик умудрился не проскочить арык! В общем, застряли… Но место вроде спокойное. Ждем вызванной по рации подмоги… И тут я вижу вдруг, метрах в десяти от бэтээра — гюрза, здоровенная такая, с руку толщиной… Выхватываю ПМ, бабахаю ей в голову… На хрена? Не знаю и до сих пор не могу объяснить… Нервы? Инстинкт? Хер его знает!.. И вообще, что бы она нам сделала — мы же на броне сидим, высоко! Но только гюрза, вместо того чтобы испугаться, мгновенно оборачивается и атакует нас… Все было как в замедленном кино — она почти летит по воздуху, стремительно извиваясь, я бью из пистолета, и каждый раз пуля взметает пыль в миллиметре от того места, где только что был изгиб ее тела. А я стреляю очень хорошо! Гюрза подлетает к БТР, яростно впивается зубами в его колесо, а потом как-то очень спокойно, с достоинством уползает… Я очень часто вижу всю эту сцену во сне… Почему? Да потому, что сам — такая же гюрза!..»

Удивительно, сколько вот таких, настоящих ремесленников войны, осталось теперь не у дел… Молодые ветераны, которые могли бы очень многое рассказать и очень многому научить тех, молодых пацанов-офицеров, которые еще только-только собираются стать настоящими воинами… А скольким они, эти ветераны, могли бы спасти жизнь, поделившись своим таким бесценным опытом?!! Жаль, что этого не понимают те, кто сейчас в армии «у руля».