Древняя священная лампа «хиранг» в какой-то момент нагрелась в горячих ладонях Унгарда Аджаньги (а это был именно он) до критической температуры и бесшумным могучим всплеском заполнила остывающий вечным холодом апарц теплым и ласковым сиянием полуденного солнца далекого мира Алялватаска, под лучами которого для долгой и счастливой жизни без каких-либо болезней и тяжелых душевных переживаний, рождались Верховные Унгарды и Стрэнги.

Внешний вид Аджаньги не мог не потрясти и без того видавшего виды генерала Панцырева, но в по-неземному прекрасном свете священной лампы «хиранг» свирепый облик почти трехметрового гиганта Аджаньги не произвел на Сергея Семеновича впечатления ужаса, сковывающего волю и разум. Генерал даже почему-то обрадовался, когда увидел перед собой убийцу генерала Шквотина и Ирины Райзнер.

– Не бойтесь – я не съем вас, – процедил сквозь сжатые клыки Аджаньга и внимательно глядя мимо Панцырева на неподвижно сидевшего Верховного Унгарда Анмайгера, добавил: – Во всяком случае – пока.

Генерал Панцырев, не отрываясь, смотрел на клыки Аджаньги, подернутые прозрачной желтоватой слюной, на раздвоенный синеватый язык, которым он время от времени проводил по тонким пергаментным губам, на широкие влажные ноздри, откуда с хриплым шумом вырывалось горячее дыхание, ну и, конечно же, пытался поймать и понять выражение больших хризолитовых глаз, где беспокойно пульсировали круглые темно-зеленые зрачки. Впрочем, как уже было отмечено выше, зрачки очередного представителя мира Алялватаска (в чем Сергей Семенович не сомневался ни секунды) сфокусировали свою нервную пульсацию исключительно на неподвижном Анмайгере.

– Кто вы? – нарушил молчаливую затянувшуюся паузу генерал.

– Я – рядовой унгард Аджаньга, посланный Главой Совета Великих Унгардов в Параллель Х–40 спасти Великого Унгарда Анмайгера Лютия Чермика и его Стрэнга, – по прежнему не пытаясь даже слабо покоситься в сторону Панцырева, проговорил, слегка прилязгивая клыками, Аджаньга, – Если я опоздал – мой родной Клан Чермиков уничтожит наш извечный смертельный враг – Клан Сумирогов, а Параллель Х –40 уничтожат матрицы истинного Стрэнга-Хранителя – румпли. В Параллели Х–40 никто не знает, как с ними бороться. Здесь они бессмертны и непобедимы.

Что с Великим Унгардом? Он сам на себя не похож. Над ним здесь что – издевались?! – при последнем вопросе в до этого совершенно бесстрастном, голосе рядового унгарда Аджаньги прозвучали откровенно угрожающие нотки.

– Я – генерал-майор службы безопасности Параллели Х–40, Панцырев! – твердо и смело ответил генерал ФСБ, чье человеческое и профессиональное самолюбие оказалось задетым, прозвучавшими угрожающими нотками в голосе этого рыжего клыкастого амбала из Алялватаски. – И я не издевался над Великим Унгардом Анмайгером, а напротив – многое бы дал, чтобы он ожил!..

– За этим я здесь и появился, мырк! – достаточно миролюбивым тоном перебил генерала Аджаньга, – Свет и тепло священного «хиранга» вернет Великого Унгарда к жизни! Даже вон тот утыканный стрелами асмарды мырк вернется к жизни, неизбежно излеченный светом «хиранга»! – и Аджаньга к самому потолку поднял священный «хиранг», внешне напоминавший собой, примерно метровой длины, и пол-метра в поперечнике, виноградоподобную гроздь, где каждый идеально круглый виноградиноподобный шарик переливался волшебным золотисто-лиловым сиянием, ласкавшим глаз и кожу Панцырева, незаметно покрывшуюся в остывающем апарце мелкими пупырышками. И даже запах – откровенный сладковатый аромат тления, почти полностью заполонивший воздух внутри бывшего цыганского дома за последние полчаса, и во что Панцырев упорно не желал верить, кардинально и неуловимо изменился, когда вспыхнул принесенный Аджаньгой «хиранг» – запахло как-будто какими-то свежими, неизвестными Панцыреву фруктами, наверняка – сочными, необычайно вкусными и крайне полезными для здоровья.

Аджаньга чем-то негромко щелкнул и, ни дать, ни взять – словно фокусник в цирке, картинно развел огромными ручищами в стороны, отпустив «хиранг» из широких потных ладоней. Золотисто-лиловая виноградоподобная кисть осталась свободно висеть под потолком вместо мерзкого малинового абажура, прикрепленная к потолочным балкам при помощи широко применявшейся в Алялватаске специально устроенной присоски.

– Через пять минут Великий Унгард и мырк должны будут ожить, – уверенно сказал Аджаньга и, задумчиво помолчав секунду-другую и глядя при этом уже прямо в глаза Сергею Семеновичу, не менее уверенно произнес, звонко ударяя после каждого слова клыком о клык: – А если через двадцать четыре часа Стрэнг не окажется на плечах Верховного Унгарда, они снова погибнут – на этот раз окончательно. Погибнут и все остальные, в том числе и мы с тобой, но ты погибнешь первым, мырк – я съем тебя, потому что ремутационный период закончится впустую, и я почувствую безумный голод и безумную же ярость, вновь сделавшись самим собой!

«Ну, это мы еще посмотрим, клыкастая сволочь!» – с тихой ненавистью подумал Сергей Семенович, незаметно поглаживая ребристую рукоятку «Макарова» и испытывая невольное чувство гордости за себя, как за одного из самых мужественных представителей «Параллели Х–40».

Над нашим городом снижался служебный самолет Директора ФСБ «ТУ-154 М». В личном кабинете-салоне Директора генерала-армии Плейтиса сидели двое: сам Плейтис и начальник «Стикса-2» генерал-лейтенант Рыжевласов. Они сидели друг напротив друга, бросали озабоченные взгляды в темное окно иллюминатора и негромко обсуждали сложившуюся ситуацию. Собственно, ее обсуждение практически не прекращалось с момента убийства генерал-полковника Шквотина и Ирины Райзнер, происшедшего в помещении музея «Стикса-2» трое суток назад.

До посадки оставалось десять минут, и оба генерала понимали, что это были последние относительно спокойные десять минут в их жизни. Казалось, переговорили они уже обо всем, но душевного облегчения не наступало, так как полностью отсутствовала ясность намечавшихся перспектив. Вернее, малейшие перспективы загораживались плотным мрачным занавесом из черных пушистых покрывал, в огромном множестве порхавших над нашим городом и так выразительно описанных по телефону генералом Панцыревым.

Плейтис отпил немного янтарного чая с лимоном из тонкой фарфоровой чашки, отставил ее в сторону. И внимательно взглянув на Рыжевласова, задал тому совсем уж неожиданный вопрос:

– Проект «Прокаженный уйгур», он ведь функционировал задолго до моего назначения на занимаемый сейчас пост… Так вот, я хотел бы узнать – кто, когда и при каких обстоятельствах так его назвал?

– Ровно двадцать пять лет назад подполковник КГБ Ринат Муратов (впоследствии он стал генерал-лейтенантом, погиб в Антарктиде восемь с половиной лет назад) выполнял спецзадание на территории Китайской Народной Республики, в одном из горных районов Уйгур-Синьцзянского автономного округа.

Вся группа подполковника, состоявшая из шести человек, погибла. Он единственный чудом остался в живых, хотя, если сказать честно, шансов у него практически никаких не оставалось. Наступал вечер, а в сентябре в тех горах ночи очень холодные, да и местность на десятки километров вокруг была безлюдной и дикой, как поверхность луны. Сюда можно прибавить и волков, и отсутствие оружия у подполковника, и его достаточно тяжелые ранения. Как он впоследствии рассказывал – он вполне подготовился к неминуемой смерти, и занимался лишь тем, что стоически любовался окружавшими его горными пейзажами, раскрашенными в удивительные цвета лучами заходящего солнца…