Левински, на которой находилась центральная автобусная станция, слыла нехорошей улицей. Место это не было похоже на Израиль, а его обитатели – на евреев. Шура почему-то думал, что евреев – бомжей, проституток или там наркодилеров – не бывает. Но тут они были. Особенно расстраивали проститутки. Все, как одна, немолодые и малопривлекательные, они никого не завлекали, а, наоборот, от кого-то бегали или же сидели на лавочке и угрюмо курили. Шура ни разу не видел, чтобы их кто-нибудь позвал, хотя знающие люди утверждали, что такое случается.

Продавец с тележкой укатил за новой партией бубликов, и Шуре открылась последняя строка объявления о высоких заработках: «Обращаться к Тасе». Сквозь стеклянную дверь просматривалось небольшое помещение с тремя столами, за которыми скучали ярко раскрашенные брюнетки, очень похожие друг на друга. Интересно, кто из них Тася? Он толкнул дверь. Та, что сидела ближе, спросила с плохо скрываемым раздражением:

– Вам кого, мужчина?

– Тасю.

– Тась, тебя.

Брюнетка, сидящая у окна, лениво оглядела Шуру и показала рукой на стул.

Шура осторожно присел:

– Тут у вас объявление. Я хотел узнать, о чем идет речь.

– А у вас, простите, какое образование?

– У меня? Высшее техническое.

– Замечательно. – Она уже набирала какой-то номер на своем мобильнике. – Сенечка, ма нишма! Скажи мне, лапа, осталось у нас что-нибудь для хорошего человечка? Йофи, йофи, все, давай, бай!

Гарин тоже любил говорить «йофи», и Шуру это страшно раздражало.

– Не злись, Шурик! А как еще сказать? «Отлично», «замечательно»? Прости, но у меня уже язык не поворачивается. «Йофи», по-моему, куда изящнее, согласись!

Брюнетка закончила разговор и обратилась к Шуре:

– Вы с автобусом знакомы?

– Я? Смотря с каким… В Натанию езжу.

– С любым. Вам предстоит работать с автобусами.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Работа ночная. Осмотр и приведение в порядок салона. Оплата сорок шесть шекелей в час.

Шура опешил:

– Уборка, что ли?

– И уборка в том числе.

Звучало неправдоподобно. Уборщикам, насколько он знал, платили примерно так же, как шомерам, то есть не больше восемнадцати.

– А почему так много?

– Я вам сейчас все объясню.

Автобусная станция, как оказалось, является объектом повышенной опасности. Именно в автобусах совершается большее число терактов. Помимо случаев, когда террорист привычно взрывает себя и других пассажиров, бывает, что в салон закладываются взрывчатка или другие смеси, опасные для жизни. Но волноваться не надо, потому что до него в автобус входит сапер, и ему, Шуре, салон достается уже чистеньким. Всякое, конечно, бывает. Но на ее памяти ничего такого не случалось. Теперь, почему ночью. Днем автобусы на маршруте, и за ночь их надо подготовить к новой смене. Работнику выдаются спецодежда и моторолла, за которую следует внести аванс в размере пятисот шекелей, который вернется с первой зарплатой. «Эгед» – солидная фирма и заботится о своих сотрудниках.

– Что-то я не понял. Мне конкретно что нужно делать?

– Нужно почистить салон специальными моющими средствами, ну и… собственно, все. Потом вы свободны. Смена – шесть часов, но обычно ребята управляются за два.

Тася заговорщически улыбнулась.

– А вот вы мотороллу упомянули.

– Да. Вам выдается радиотелефон фирмы «Моторолла». Вот такой.

Тася обернулась и вытащила из стеклянного шкафа большую черную трубку с множеством цветных кнопочек. Трубка была не новая.

– А зачем он нужен?

– С напарником переговариваться.

– С напарником? А нас двое в автобусе работает?

– Нет, зачем. Он будет в соседнем салоне.

– А зачем мне с ним переговариваться?

– Алекс, вы задаете много вопросов. Начнете работать и все освоите.

Шура молчал. Брюнетка ждала.

– Скажите, а более квалифицированной работы у вас нет?

Она посмотрела на Шуру и снисходительно улыбнулась:

– Алекс, вы сколько в стране?

– Почти год.

– Вот! А я уже десять. Так что поверьте мне: в Израиле не гоняются за квалифицированной работой. Здесь ищут места, где платят. А у нас платят. Вы сами уже поняли. Вы думаете, я сюда каждого возьму? Я человека сразу вижу. И потом вам повезло. Как раз место освободилось. Сейчас мы с вами анкетки заполним… Вы за мотороллу как вносите? Можно наличные, можно чек. Как вам удобнее.

Она уже что-то писала, а Шура пытался сосредоточиться. Через два дня вносить месячную аренду квартиры. В конце концов, не понравится – уйдет.

– Простите, а я могу уйти в любое время?

– Абсолютно.

– То есть я не должен год отрабатывать?

– Не волнуйтесь, я бы вас предупредила.

Все-таки сорок шесть шекелей! Кому рассказать – не поверят! Работать будет ночью, а днем можно на интервью ходить.

– Вот здесь подпишите.

За спиной с грохотом открылась дверь.

– Девчонки, всем шалом! Чайничек не одолжите, наш екнулся.

Шура обернулся на голос:

– Паша!

– Ой, я сплю и вижу сон! Сам Шура Ботаник! Таська, какие у тебя друзья! А я и не знал.

Тася глянула на Пашу с неприязнью:

– Ты за чайником пришел? Вот бери и иди давай.

Паша молчал переводил взгляд с Шуры на Тасю и обратно.

– Так, Шурик, пошли-ка перекурим! Девочки, он на минутку – и сразу обратно.

– Паш, секунду подожди, я уже почти закончил. А где подписывать, вы говорите?

– Вот как раз придешь и все подпишешь.

Паша схватил Шуру за рукав и с силой потащил к двери.

Они вышли на улицу и уселись на первую свободную лавочку. Пришлось немного поискать, потому что почти на всех дремали лица без определенного места жительства. Закурили. Приходько молчал, и в этом молчании чувствовалось раздражение.

– Паш, ты чего такой злой?

– Зато ты добрый… Ты чего сюда приперся?

– Да я случайно. На автобус шел и объявление увидел. Дай, думаю, зайду. Сорок шесть шекелей платят, представляешь?

– Представляю… Ты чего-нибудь подписывал?

– Да ты ж не дал!

Паша зевнул, вытянулся на скамейке, а голову положил на спинку:

– Шурик, ты дурак или прикидываешься? Кто ж на Левински работу ищет?

– А где ищут?