За доказательствами далеко ходить не надо: чтобы убедиться в положительном влиянии уменьшения фронтального контроля на работу творческого мышления, просто понаблюдайте за любым маленьким ребенком. Фронтальные сети развиваются в мозге в последнюю очередь, чем, вероятно, и объясняется детская креативность. Пятилетний ребенок может нафантазировать из простой картонной коробки робота, машину, ракету, лодку — а иногда все одновременно — всего за пару часов игры. Взрослый посмотрит на ту же самую коробку и зациклится на мысли о «пустой емкости, из-за которой дом кажется неопрятным».

Мой сын (ему сейчас шесть) обожает проговаривать цепочки возникающих у него мыслей. Они часто бессмысленны, но, без сомнения, креативны. Например, недавно он сказал мне: «Мам, а ты знала, что люди могут превращаться в лед? И если они станут ледяными, они не смогут просто съехать по горке, им придется сделать себе сани. Изо льда. А если на пути попадется кочка, они такие — уи-и-и-и! — подлетят высоко в воздух, а потом упадут и ударятся о кусок льда, и у них будет попа болеть…» Взрослый человек с нормально работающей префронтальной корой понял бы, что перегнул палку, уже в районе «а ты знала, что люди могут превращаться в лед» и свернул бы эту мысль, пока она не зашла слишком далеко.

У такого буйства фантазии есть эволюционное объяснение: маленькие дети впитывают новую информацию как губки; приоритетная задача их мозга — быть открытым для любых возможностей, даже абсолютно случайных и непродуктивных. Еще их мозг осваивает речь, то есть ему нужно улавливать далеко не всегда очевидные связи между словами и смыслами. Поэтому для детей чем шире фокус, тем лучше. У взрослых людей другие задачи: им нужно быстро и эффективно толковать происходящее, потому что на них лежит ответственность за решение всех вопросов жизни и смерти. Бедные мы, такие ответственные, скучные взрослые.

Тем не менее встречаются люди, способные объединить в себе лучшие качества взрослого и ребенка. Однажды я брала интервью для детской радиопрограммы у Ника Парка, оскароносного режиссера, создателя мультфильма «Уоллес и Громит». Когда он рассказал, как придумывал странные изобретения Уоллеса, меня вдруг осенило: он практикует типично детскую креативность. Возможно, у людей, которым удается сохранить эту способность и в зрелом возрасте, изначально ниже активность ПФК — или же у них лучше развит навык переключения мозга в творческий режим. Я бы поставила на последнее. Ведь Нику Парку хватает фронтального контроля, чтобы превращать свои сумасшедшие идеи в полноценные фильмы и руководить очень успешной продюсерской компанией.

Итак, я знаю, к чему стремиться. Цель: научиться переключаться между режимом детской креативности, в котором можно творить без ограничений, и состоянием разумной взрослости, которое позволяет отделять полезные идеи от глупых. Правда, пока что я совсем не представляю, как научиться делать это по собственной воле.

Ложка дегтя в этой бочке меда: вопросами творческого мышления сейчас занимаются лишь немногие исследователи, да и те до сих пор никак не могут определить, какие процессы в мозге отвечают за креативность. До сих пор ведутся споры, является ли творческое мышление сознательным процессом — или же это нечто более таинственное, подсознательное, появляющееся вне зависимости от наших пожеланий.

По пути в Канзас я заехала в офис Джона Куниоса в Дрексельском университете, чтобы услышать его мнение на этот счет. И он сказал, что, на его взгляд, творческий подход к решению проблем не может быть сознательным и логическим — креативность всегда подсознательна, это момент озарения, внезапное понимание вопроса, возникшее будто бы из ниоткуда. Конечно, из ниоткуда ничего не возникает. Чтобы соединить старую информацию новым неожиданным способом, для начала нужно ее собрать и сохранить в памяти, то есть в мозге. И только потом, если повезет, думая о чем-то постороннем, вы вдруг сложите эти забытые отрывки информации в единое целое — и получите тот самый момент озарения и торжества интуиции.

Куниос отметил, что подсознательная природа этих озарений не даст нам просто взять и решить, что вот сейчас они должны произойти. «Влиять на бессознательные процессы можно с помощью бессознательных стратегий. А это не очень хорошо работает», — сказал он. Я вспомнила свои попытки исправления негативных когнитивных искажений, и его слова показались мне еще правдоподобнее. Даже сознательное понимание того, что люди вряд ли постоянно меня осуждают, не изменило моего самоощущения и не избавило от эмоциональных проблем, связанных с общением. Вернуть свои мысли в правильное русло я сумела, только когда стала применять направленную на бессознательное стратегию модификации этих искажений. Бессознательная практика изменила сознательное восприятие.

К сожалению, аналога тренингу со счастливыми лицами для развития креативности и установления контакта со своим внутренним гением никто пока не придумал. Правда, Куниос считает, что можно попробовать организовать окружение, которое будет способствовать возникновению творческих озарений. Я попытаюсь это сделать, когда вернусь в Великобританию.

Лила Чрусику представляет креативность несколько иначе. На ее взгляд, возможны оба варианта: и что творческие идеи возникают в результате неожиданного озарения после определенного времени, проведенного в бессознательных размышлениях; и что они могут быть следствием прямого обдумывания. «Нет никаких доказательств того, что одно объяснение лучше другого», — прибавила она. Если Лила права, это сулит желающим развивать свои творческие способности приятный бонус: ведь сознательные размышления возможно изменить, если кто-то сумеет объяснить как.

В одном из последних исследований Том Маккефри из Массачусетского университета обнаружил, что после двадцати минут обдумывания знакомых объектов (экспериментаторы просили перечислить все составляющие их части, например: «одна из составляющих свечи — фитиль, он представляет собой нить, сделанную из длинных, переплетенных между собой волокнистых прядей… Еще в состав свечи входит восковой цилиндр, слегка сальный на ощупь») люди показывали более высокие результаты в тесте на креативность‹‹1››. Основная идея этого исследования такова: когда люди учатся задумываться не только об очевидных характеристиках объекта («ручка оставляет на бумаге следы»), но и о других его особенностях («она длинная, тонкая и не гнется»), они начинают по-новому думать об обычных вещах. Предположим кто-то вот так подумал о ручке, а потом ему понадобилось что-нибудь длинное и негнущееся, чтобы перемешать краску. Ручка вполне могла бы показаться ему подходящим для решения задачи инструментом. Иными словами, возможно, привычка думать о неочевидных свойствах предметов может оказаться полезной в разных областях жизни и работы.

Этот метод кажется вполне применимым (конечно, когда есть время и желание разбивать проблему на составные части). Но Куниос уверен, что если навыку можно научиться — значит, это не креативность. Честно говоря, я не уверена, что согласна с ним. Ведь для оценки креативности важнее то, что ты в итоге придумываешь, а не то, каким способом. С научной точки зрения я не имею права решать, кто победил в этом споре. Как говорит Куниос, двум лагерям придется продолжить «орать друг на друга и швырять в оппонента результатами экспериментальных исследований» — до тех пор, пока не наберется достаточно доказательств, чтобы забраковать одну из точек зрения. Для меня же важнее всего увеличить количество хороших идей, которые приходят мне в голову при решении реальных задач. Так что я опробую оба подхода: буду обдумывать вопросы со всех сторон и постараюсь изменить свое окружение таким образом, чтобы бессознательные моменты озарения случались чаще.