проклятия. Было больше, но потратились, осталось всего шестьдесят два. Ничего, ему на все хватит.

* * *

Нельзя сказать, что на берегу было людно. Всего двадцать человек. Ну и Дарея, конечно.

Тан Кампос не вернулся – к чему? В столице он будет полезнее, на случай, если придется организовать эвакуацию. Там же остался и Серхио Вальдес, координировать работу полиции.

Брат Анхель объяснил ситуацию скромному брату Дуардо, а сам поспешил во дворец, к епископу Тадео. Так что на берегу из гражданских лиц были его высочество Бернардо – и Крис. Феола и Амадо. Хавьер, конечно. И пятнадцать монахов. Скромных таких, в кольчугах под рясами, вооруженных не то что до зубов – до последнего волоска на голове.

– Я не смогу провести столько, – честно предупредила Феола.

– И не надо, – отмахнулся брат Дуардо. – Ритана Ксарес, на сколько мы сможем рассчитывать?

– Я, Хавьер – с ним проще, он маг, ну и человек десять еще, наверное. Больше вряд ли, и так придется выложиться, – честно сказала Феола. – И можно просто Фи, святой отец.

Брат Дуардо оценил и кивнул.

– Хорошо… Фи. Итак, нас десять, два мага прикрытия, сеньорита Бенитес… все?

– А я?! – искренне возмутился Амадо.

Брат Дуардо пригвоздил его тяжелым взглядом.

– Тан, если бы вы были магом, я бы слова не сказал. Но обычный человек там будет не подмогой, а помехой.

– Я…

– Вы не подготовлены, как мы. Тан, нам надо будет не вас защищать, а драться. И ритане тоже.

Феола вспыхнула. Дарея погладила ее щупальцем по руке. Пусть одна девушка в чешуе, а вторая – нет, любовь – она видна. И взгляды, которые Феола бросала на Амадо, и его ответные взгляды, и мягкое сияние взгляда, и улыбки, и легкие, почти невесомые прикосновения…

Амадо надулся, но спорить не стал.

– Я подожду вас здесь.

– Мы подождем, – кивнул Бернардо. – Я, Крис, тан…

– Амадо.

– Тан Амадо, – согласился Бернардо на предложение дружбы. Не чувствовал он себя таким уж принцем крови, чтобы нос драть. Понимал, что наследник престола, но…

Поди, поживи под властью полусумасшедшего деда! Поневоле лишняя спесь улетучится. Дед к ним относился, как к наследникам второго сорта, то приближал, то отдалял, двор колебался…

Бернардо привык, что он не такая уж значительная фигура, научился находить себе союзников и ценить тех, кто хорошо к нему относится. Вот как Амадо. Сразу видно, что ничего ему от Бернардо не нужно. Человек работает, ему нужно сделать все хорошо и грамотно. А Бернардо тут побочный эффект. Есть он – хорошо. Нет – значит, нет. Более того, Амадо так же помогал бы любому человеку. И защищал любого.

Его высочество это видел отчетливо. Научишься тут разбираться в людях.

И уже решил, что с Амадо он будет поддерживать хорошие отношения. Очень интересный человек. Следователь, из семьи некромантов, будущая жена – маг… как с таким не подружиться? Пригодится в дальнейшем.

Бернардо не забывал, что ему предстоит править после отца. И уже сейчас хотел собирать себе команду, вникать в государственные дела… нет-нет, торопить власть он не собирался. Или перехватывать ее у отца. А вот помочь…

Своего отца Бернардо тоже оценивал здраво. Сейчас Хоселиус радуется власти, но потом она ему станет в тягость. Слишком уж дед подавил отца. Так что помощь ему будет не лишняя…

– И пять братьев, – подвел итог размышлениям принца брат Дуардо. – Брат Жозе, головой отвечаешь.

– Да, брат Дуардо.

– Фи?

– Давайте быков.

Брату достаточно было только рукой махнуть.

Монахи – не допускать же на берег посторонних – потянули к Феоле стреноженных быков. Животные идти не хотели, тянулись плохо, мычали и упирались. Хорошо хоть вырваться не могли, ноги у них спутаны были качественно. Но и поди, потяни такую махину.

Феола махнула рукой и направилась к ним сама.

Топорик в ее руках казался обычной, ничем не примечательной палкой.

Всем. Кроме Сесара, который наблюдал это со стороны моря и Хавьера, который отлично видел его иным зрением.

Простая палка?

Да ему бы лучше войско зомби во главе с парочкой личей, чем вот ЭТО. Тогда еще будет шанс уцелеть.

Феола практически ничего не делала – в видимом людям спектре.

Она просто подходила к быкам, которых держали монахи (забойщиков решили не приглашать, если что – сами справимся) и дотрагивалась своим жутковатым инструментом между рогов каждого.

И бык падал.

Падал на колени, старел, иссыхал, рассыпался прахом – не слишком быстро, за пару-тройку минут, но вполне уверенно.

Люди с трудом сдерживали животных, которые если и не видели, то ощущали, что происходит с их товарищами.

И только Сесар с Хавьером понимали, ЧТО именно происходит.

Они видели, как жуткая палка просто сосет жизнь из животных, как насыщается, как начинает сиять – на ином плане зрения, ярко, словно солнце, словно Феола отломила один из лучей и держит его в руке.

Жуткая палка пила чужие жизни.

И маги понимали, почему так. Почему именно так.

Феола могла бы и сама все это сделать. Сама напитаться чужой силой. Сама выплеснуть ее в пространство в том или ином действии. Но…

Лучше так не поступать.

Маг должен брать силу извне, но вампиризм – это страшновато.

Раз выпил чужую силу, два – и ты уже не можешь ничего другого. Словно у тебя каналы перестраиваются. Они уже не улавливают магический фон мира, они уже могут только высасывать кого-то, и если не пить чужую силу, они будут иссыхать. А с ними погибнет и маг.

Истории о вампирах, они не просто так придуманы. Кровь – это тоже сила, и с кровью ее пить удобнее. И жить можно, пока ты ее выпиваешь. А можно и не жить…

Не-жить.

У каждого есть какой-то порог, через который переходить не стоит. Сесар точно знал, что и у него такое есть. Не слишком высокое, как и у всех мединцев. Недаром же Рамон делал все не сам, он обращался к магии ритуалов. Хотя казалось бы, что проще? Проведи жертвоприношение, возьми силу гибнущих – и сам открывай дорогу божеству. Ты-то не ошибешься, не дрогнешь.

Но что будет толку, если сразу же после проведенного ритуала ты погибнешь? Или станешь вот таким вампиром?

Если бы Феола все делала сама, она бы давно перешагнула порог, давно бы стала нежитью. Но Феола пользовалась топориком в своих руках.

Он впитывал силу. Он сдерживал ее внутри. Он сиял так, что глазам было больно.

А вот шаманка оставалась словно бы и ни при чем. И не в ее руках