– Мне туда, – встала я на ноги.

Тут же появился смотритель.

– Я вам дам – «туда»! – погрозил он кулаком с зажатой в нем палкой. – Будете мне тут мертвых гонять. Сейчас на корабль сядете и обратно в Беломорск пойдете. Как сюда дошли, так и отсюда умотаете. Я сказал, сидеть и никуда не соваться.

– Где мертвые? – обиделась я на смотрителя. Чего он орет все время?

Тут и мама как раз появилась. Недовольная. Ну понятно, отчего крик: не договорились.

– А там, – махнул палкой сторож. – Курганы эти, лабиринты. Они же обрядовые были, для связи с миром мертвых!

За мамой шагал гигант Володя. Тоже хмурый – и он не договорился.

Я потянула из кармана сотовый. Про мир мертвых надо было узнать поподробней.

Ночь ревела ветром, билась о деревянные стены. Старая конструкция скрипела, но не сдавалась.

Нас оставили на острове. Смотритель ходил-ходил, ругал нас, ругал, но делать было нечего. Мы все на корабле не помещались. Холодно там было, сыро. Здесь суше и теплее. Смотритель ушел в свой домик – не тот каменный, что стоял около церкви, а невысокий, толстостенный, деревянный, с крошечными окошками. Он прятался неподалеку от церкви в зарослях иван-чая.

Смотритель уже ничего не говорил, когда мы пришли к его дому и устроили рядом посиделки. Здесь на улице стоял широкий стол, из камней был сделан очаг. Под лозунгом «Детей надо кормить» в очаге затрещали дрова. Дровами были вымытые морем до белизны доски, палки, обкатанные о камни до гладкости, водоросли. Появился казан и даже сковородка, на которой Полосатый обещал пожарить грибы, которые в свою очередь обещали набрать Толстяк и Выбеленная челка. Они отправились на поиски, не забыв поклясться, что ни шагу с мостков не сделают. А я увязалась за ними. Грибы меня не интересовали. Хотелось пройтись. Мама сидела на камнях, прикрыв глаза. Я боялась с ней говорить. Она страшно устала бороться с действительностью. И, наверное, со мной.

Грибы здесь были. Я удивилась.

Нет, не так. Сначала я удивилась, когда поняла, что тот куст, около которого я стою, – береза. На ней были крошечные березовые листочки. Соседним кустом оказалась рябина. Развесистая такая. С крошечными, еще розовыми гроздьями. Как раз под березой и рос первый гриб. Нормальный такой белый. В полный рост. Дальше Толстяк, которого, оказывается, звали Алексей, стал собирать грибы двумя руками.

Я огляделась. Зеленый ковер то ли травки, то ли кустиков, то ли мха устилал камни. Кое-где камни выступали черными кулаками. По бокам камней кляксами растекался лишайник. Моросило. Все вокруг было серым и унылым. Я шла, чувствуя, как доски пружинят под ногой. Старалась не наступать на край – мне уже надоело подставлять свой лоб подо все, что по нему может ударить.

Толстый Алексей восторгался каждым грибом. Я чувствовала, что засыпаю. Руки в карманах, капюшон на лоб. Смотрела на ноги. Правая, левая, правая, левая… По прямой, по доске, чуть поворот. Правая, левая, правая, левая. Протянулась ветка березы. Обойти.

– Да, круто, – вздохнула у меня над головой Выбеленная челка. Я подумала, что она опять про грибы. Но меня толкнули в плечо, заставив остановиться: – Да ты посмотри!

Сначала ничего не увидела. Зелень вздымалась и опадала ритмичными невысокими волнами. А потом вдруг, как в долгой загрузке фотки на компе, проявилась вся картинка. Линия, еще линия.

С левой стороны от мостков, за березой начиналась полоса вытоптанной до мелких камней земли. В одном месте камни были навалены низенькой стеночкой. Одной, другой. Между ними проход с бордюрчиком. Узкая дорожка – только ногу поставить – выложена мелкими камешками. Дорожка плавно уходила вправо. Границы дорожки – камешки, сложенные высотой в ладонь. От времени поросли мхом и лишайниками. Огороженная дорожка бежала вперед, делала большой круг, возвращалась, чтобы завернуть и убежать на новый круг.

Вавилон. Лабиринт. Связь с миром мертвых. Интересно, как они это делали? Интернет рассказал, что в центре круга обычно закапывали косточки, отдельные кусочки. Этого было достаточно.

До зуда в пятках захотелось пройти по лабиринту. Не помня себя, встала между высокими насыпями. Ноги горели. В лицо ударил ветер. Мне показалось, что сам воздух не дает мне ступить дальше, давит на грудь.

– Ты что! – зашипела Выбеленная челка. – Нельзя! Нас же предупредили! Это только для ученых. Затопчешь еще какую козявку!

По части козявок остров казался вымершим. Ничего не жужжало, не пищало, не зудело, не ползало.

Я сделала еще шаг. Воздух наполнился электричеством. Неприятные мурашки бегали по пальцам, забирались под волосы. Если бы на мне не было капюшона, волосы наверняка встали бы дыбом.

– Не, ну правда, – пробасил толстый Алексей. – Говорят же, не надо. И так на птичьих правах.

По мозгам словно горячим плеснули. Я торопливо выбралась обратно на деревянную дорожку и помчалась прочь. Все правильно! Лабиринты – связь с миром мертвых. Души умерших уводили по этим лабиринтам и оставляли в центре. Сами они выйти оттуда не могли. Получалось это только у живых. В центре лабиринта росло деревце. Оно дрожало от ветра. Сколько же призраков там сейчас топталось!

В пробежке я заметила еще один лабиринт – надо же, шла и ничего не видела, – а потом сразу показалась наша церковь, у домика смотрителя вился дымок.

Полосатый сидел на лавке около стола и загадочно улыбался. На зубах у него были брекеты. Забавно. Разве взрослые люди носят брекеты?

В своей улыбке он почти спал. Странно, что его демонов я не видела. А вот он мою Юлечку видел. Может, их у него уже нет? Недаром же сказал, что он «бывший» писатель.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила мама, подходя к столу.

– Хорошо.

– А я что-то уже не хочу ни на какие Соловки. Если обратная дорога будет такая же ужасная… Может, поедем домой? А бабушке скажем, что на Соловки съездили. Чтобы она не волновалась.

Она села рядом с Полосатым и сразу съежилась, согнулась. Мне даже стало обидно. Моя мама! Моя милая, добрая, единственная мама – и вдруг сдается. В жизни не сдавалась. Ни когда меня пытались выпихнуть из гимназии из-за дуры англичанки. Ни когда я ухитрилась в раннем детстве на новогоднем утреннике в пафосном месте уронить елку. Ни когда пограничник обещал посадить нас в тюрьму – я везла в сумке, как оказалось, дюже ценный камень с острова Крит, подобранный на дороге. Историй было много, но моя мама оставалась победителем. И вот – отступила. Сидела согнувшись. Мне было страшно на нее смотреть. Страшно и неприятно. Что это? Все? Захотелось отвернуться, уйти к веселому гиганту Володе, который на берегу собирался устроить заплыв на спине. Уйти к мамочкам, суетящимся около казана. Только не видеть всего этого.

Кричали подравшиеся пацаны. Они набивали костер палками, и теперь выясняли, кто чью палку взял. Казан курился готовой вот-вот закипеть водой.