Ее занятия и вправду были хорошо построены. Они всегда начинали с веселой немецкой песенки, которую пели все вместе. Потом, через некоторое время, когда дети уставали учиться, она танцевала с ними немецкий танец, потом снова урок и после него чай с немецкими сладостями. Придумщица она была великая, и дети ее любили. Она же больше всех на свете любила своего сына Лёню и постоянно о нем беспокоилась, значительно больше, чем о внуках. У нее с сыном был постоянный и очень хороший контакт, она часто звонила ему и писала, а он ей.

Отношения у наших детей были нормальные. Они порой обижались друг на друга, но и играли часто вместе. Люся могла зареветь, если что выходило не по ее, а Игорёк мог накричать на нее, как было, когда она порвала пергаментную обшивку на крыле планера, которую он клеил со старанием два дня. Чем отличалось воспитание Игоря от других детей, так это тем, что в него со школьного возраста закладывали, что он ответственный за свою младшую сестру. Ольга Николаевна объясняла мне, что, хотим мы этого или нет, но настанет время, когда у Люси в живых никого не останется из близких, кроме брата. И он ни в какой ситуации, ни по какой причине не может бросить ее, оставить без поддержки и заботы. Это нужно воспитывать в нем с детских лет.

– Иначе я и на том свете не смогу быть спокойной за судьбу моей доченьки, – добавила она в конце разговора.

Первое мая

Был один эпизод, который я вам очень хочу описать. Когда мы только еще ехали с Леонидом Петровичем с Ленинградского вокзала домой, я спросила, почему везде вешают флаги, и водитель мне ответил: «Готовятся к Первомаю». И я тогда подумала, что никогда не была на праздновании Первого мая. Мне брат рассказывал, что он каждый год ходит с заводом на демонстрацию, а потом на «маёвку» – традиционное застолье после праздничного парада. Иногда у кого-нибудь дома или во дворе, если погода позволяет, а лучше всего за городом: костерок, запах дыма, весенние цветы то здесь, то там, звуки гитары и чокающихся стаканов, смех девушек, да еще и первая редисочка и лук на закуску. Запах весны, нарядная одежда – всё это пробуждало во мне не столько зависть, сколько желание поучаствовать, ощутить самой этот праздник. Но мои хозяева в Ленинграде никогда сами не ходили на такие мероприятия, и я поэтому не решалась попроситься, ведь это выходной день, у нас всегда кто-нибудь был в гостях и нужна была помощь по дому.

А здесь, в Москве, может быть, Леонид Петрович вспомнил о нашем разговоре в машине. Хотя вряд ли. Наверно, они сами ходили на Первомай каждый год, вот и меня взяли.

Еще с вечера везде по улицам развешивали флаги, и репродукторы бодро рассказывали о народных достижениях и доблестных победах. Наутро мы встали рано и сразу включили радио. Всем было весело собираться на прогулку пешком до са́мой Красной площади. Приехал шофер Фёдор, штатный водитель с работы хозяина, а с ним Аркаша, обвешанный фотоаппаратами. Они по заданию редакции будут снимать парад и демонстрацию и кое-какие наши вещи возьмут с собой в машину: запас воды, пирожки, что я напекла, флаги, чтоб не нести их с собой всю дорогу. Наверно, первый раз в году мы все оделись в светлую и довольно легкую одежду, Люсишке повязали красные банты, Игорьку мама погладила утюгом и красиво завязала пионерский галстук. Всем было легко и радостно, и мы веселой гурьбой вышли на улицу. Я несла Люсю, потом ее взял на плечи папа, и ее маленькие ножки в белых нарядных гольфиках и красных лакированных сандаликах болтались в такт его шагам. Иногда он ловил на лету одну из них и целовал с улыбкой.

Когда мы попали на широкую Тверскую улицу, то пошли по ней вниз среди флагов и музыки. Из всех переулков и улиц поменьше шли люди, присоединяясь к нам. Я подумала, что так вливаются маленькие речки в большую реку в половодье, наполняя силой и водоворотами вокруг преград ее бурный поток. Мы шли к самому сердцу Москвы, Красной площади. Вокруг были нарядные москвичи: кто с транспарантами, кто с воздушными шарами, кто с искусственными цветами огромного размера. Недалеко от Елисеевского магазина и булочной Филиппова, там, где посреди площади стоит памятник Пушкину, я увидела много девушек и парней в спортивной одежде. Я спросила, что они там делают, Ольга объяснила, что это парад физкультурников, они будут выступать после нас.

Мы всю дорогу смеялись и пели, даже танцевали на ходу. Когда уставали, то останавливались и перекусывали в заранее условленном месте, где нас ждала машина Фёдора с водой и пирожками, а затем шли дальше.

На Манежной площади пришлось ждать, пока все выстроятся в колонны и пойдут ровными рядами. Сначала те, кто был впереди нас, потом подошла и наша очередь. Во время ожидания мы перезнакомились с людьми, стоящими рядом. Игорька послали с каким-то пацаном постарше купить мороженого на всех, мне дали эскимо на палочке с шоколадной глазурью. Настроение было праздничное.

И вот настало время, когда наша колонна пришла в движение, чтобы промаршировать по площади мимо правительственных трибун. Везде сновали люди в кожаных куртках и фуражках и инструктировали нас, как идти и когда и что кричать. То там, то здесь мелькали синие шинели сотрудников НКВД. Тех, у кого с собой были сумки, просто без разговоров отводили в сторону и не пускали идти в колоннах дальше к Красной площади.

И вот мы двинулись в проход слева от высокого красного дома в начале площади, и перед нами открылся ее простор, башни Кремля, празднично украшенные трибуны. Репродукторы просто ревели нам в уши веселые марши и социалистические лозунги. Люся была у меня на руках, она капризничала, испугавшись громкой музыки и радостных криков вокруг, но надо идти шеренгами очень быстро. Энкавэдэшники стояли боком в шеренгах вдоль всей Красной площади и «просеивали» внимательными взглядами всех идущих, подравнивали нас и подгоняли. Все кричали «ура!», махали флагами. Мне с ребенком на руках видно было плохо, а очень хотелось увидеть Сталина и Ворошилова, а также Калинина с бородкой и в барашковой шапке пирожком. Ничего я не увидела в свой первый раз, но чувство всенародного ликования сошло на меня особым восторгом и в этом году,