Когда она вышла из-за ширмы и подняла на Франца глаза с застывшим в нихвопросом, он не сразу нашелся, что сказать. Стоял, разинув рот и жадно пожирая ее взглядом. Когда наваждение прошло, он только и смог выдохнуть:

— Энни, ты восхитительна!

Обратный путь показался Энни более утомительным. Ее уже не окрыляло предвкушение чего-то нового, неизведанного. Напротив, ее ждали объяснения с Ханной. Кроме того, ее одолевало чувство вины. Если бы не она, с Жаном бы ничего не случилось. Не стоило ей так неосторожно светить деньгами у хозяина животных-оракулов.

Сейчас она тряслась в телеге, сидя над Жаном и наблюдая за ним. Паэн и Гийом раздобыли где-то тюфяк, набитый соломой, грязный и рваный, но особо выбирать не приходилось. Хорошо, что отправляясь на ярмарку, Якоб и Тит прихватили одеяла для ночевки. Два из них сейчас были под Жаном. Над ложем Жана соорудили что-то вроде навеса. На грубо сколоченный деревянный каркас натянули кусок полотна, отданный Жервезой. Жервеза сказала, что солнце для Жана сейчас вредно. Да и глаза его пока будут чувствительны к свету.

Карга дремала в клетке. Изредка она просыпалась, исключительно чтобы поесть. Энни отрезала ей тонкие полоски вяленого мяса.

Жан в отличие от Карги ничего не ел. Его то и дело рвало. Энни едва успевала подставлять походный котелок, да утирать ему рот. Больше всего Энни боялась, что он начнет рвать кровью. Слова Жервезы про гробовщика засели ей в голову. Поэтому она каждый раз выдыхала с облегчением.

Почти все время Жан спал. А когда открывал глаза, смотрел на Энни затуманенным взглядом и глупо улыбался. Видно Жан крепко приложился затылком о мостовую. Энни нежно гладила его по голове, улыбалась в ответ, а сама думала — хоть бы дурачком не остался.

Францу было скучно одному. Он не понимал, почему Энни сидит над Жаном как квочка. Ну куда он денется с телеги? Все равно ведь спит. Ну дала ему снадобье — и свободна. Нет, сидит над ним, мух отгоняет. А Жан небось и рад. Внимания столько! Подумаешь, морду начистили. Обычное дело. Зато теперь будет предлог от работы отлынивать.

— Энни! — Франц в очередной раз позвал подругу.

— Тише! Не шуми, — зашипела она кошкой. — Он спит!

— Он уже три часа спит, — пробурчал Франц. — И что молчать теперь?

— Да.

— Посиди со мной.

— Не могу. Я нужна ему.

— Ты мне тоже нужна. Мне скучно.

Раньше Энни отбросила бы все лишнее, оставив только «Ты мне нужна». Бережно хранила бы эти слова в памяти, вспоминая их несколько раз за день и непременно перед сном. Теперь почему-то они прозвучали без должного очарования.

— Можешь посчитать деревья. Я правда не знаю, чем тебе развлечься.

— Энни, ты стала какой-то другой. Отец говорил, что у женщин бывают такие дни, когда их лучше не трогать.

— Жану плохо. Я стараюсь помочь, чем могу. И было бы лучше, если бы и ты проявлял чуть больше участия.

Наверняка они бы поругались, если б не Якоб. Он обернулся и указал рукой на съезд с дороги. Уже смеркалось. Нужно было устраиваться на ночлег.

Мужчины развели костер и уселись вокруг, разогревая цыплят. Якоб был доволен — впервые он и возвращался с ярмарки с пустыми телегами, но с туго набитым золотыми кошельком. Теперь оставалось малое — не нарваться на лиходеев. Потому спать решили по очереди. Первому дежурить выпало Францу. Якоб и Тит вскоре увалились на солому в телеге и дружно захрапели.

Энни даже к костру не подошла. Все сидела над Жаном. Ее несколько раз звали, но она отмахивалась. Франц смотрел на огонь, разбрасывающий вокруг золотые искры, а потом поднялся и отнес Энни оставшегося цыпленка.

— На, хоть поешь, — сказал он примирительно.

Энни поблагодарила его. За день она сильно проголодалась. Это она поняла только тогда, когда откусила кусочек холодного мяса, а через пару минут от цыпленка остались только хрупкие косточки.

— Спать иди в карету. Там не так прохладно и комаров нет, — Франц все не уходил.

Она покачала головой:

— Я останусь с Жаном.

— Я могу приглядеть за ним.

— Нет. Вдруг у него жар. Или еще что-нибудь, — она закуталась в новую шерстяную накидку и зевнула.

Ближе к закату во двор графа де Рени въехала карета, а следом за ней телега. Свою повозку Якоб оставил у ограды, а сам зашел поприветствовать графа. Граф вышел на крыльцо, заслышав заливистый лай дворовых собак. Он кутался в широкий бархатный халат и хлюпал распухшим носом, предвкушая, что сейчас карета остановится на подъездной дорожке прямо у крыльца, Тит спрыгнет с козел и откроет дверцу, выпуская Эниану. Даже не так. Эниана не станет дожидаться Тита и выпрыгнет сама в объятья отца. Но, к удивлению графа, карета проехала мимо. Он рассеянным взглядом проследил, как она катится на задний двор.

На телегу он не обращал никакого внимания, поэтому не видел, как оттуда с помощью Франца выбралась Эниана.

Он заметил ее только тогда, когда растерянно повернулся к подъездной дорожке и столкнулся с Энни лицом к лицу.

Энни бросилась обнимать его. Шарль сначала прижал ее к себе, а потом торопливо отстранился.

— Простыл, — пояснил он, чихая. — Лучше не подходи близко. Дай хоть погляжу на тебя. Платье новое купила. Красивое, — он вытащил из косы дочери соломинку. — Совсем взрослая стала.

Налюбовавшись на дочь, он переключил внимание на Якоба. Тот поздоровался и подошел ближе.

— Как торговля? Удачно? Проходите. Ханна ждала вас, пирог спекла вишневый, — граф опять чихнул. — А Жан где? — он окинул двор взглядом.

Энни тяжело вздохнула.

— Нездоровится Жану, — хмуро сообщил Якоб.

— Простыл, да? — участливо поинтересовался граф де Рени.

— Подрался. Сильно подрался, — Якоб мотнул головой в сторону телеги со странным пологом.

— Как же так? Как же так? — пробормотал Шарль и поспешил в указанном направлении, путаясь в полах халата.

Франц молча откинул полог, и граф де Рени сокрушенно покачал головой:

— Бедный мальчик! Бедный мальчик!

Жан сдавленно поздоровался и сделал попытку приподняться.

— Лежи, — остановил его Якоб. — Не велено вставать.

— Завтра придет доктор Норрис, принесет мне свою чудодейственную настойку. Попрошу его осмотреть Жана.

— Спасибо, отец, — Энни благодарно улыбнулась.

Франц и Якоб не остались на ужин. Они помогли перенести Жана в его комнату, а потом поспешили уйти, пока Ханна не замучила их расспросами.

Зато досталось Титу. Ужин получился невеселый. Ханна сидела, уронив голову в ладони. Граф де Рени пил травяной чай, укутавшись в шерстяное одеяло, и время от времени прерывал бессвязный рассказ Тита громкими чихами.