В дверь одного из таких неприглядных домишек и постучал герцог Уэйн. Ему долго не открывали, потом, в конце концов, за дверью заскрежетал надтреснутый голос:

— Кого там черти принесли?

— Это я. Дезмонд Уэйн.

Дверь открылась, показалась старушачья голова в засаленном чепце:

— Тебя, говоришь, черти принесли. Ну проходи, коли заявился, хотя хорошего от тебя ждать не приходится.

Зайдя за порог, Эниана еле сдержалась, чтобы не заткнуть нос. Пахло плесенью и застоявшейся мочой.

Сюда бы Ханну. Тогда бы она перестала выговаривать Энни за беспорядок в комнате. По сравнению с тем, как выглядело это жилище, комната Энни могла бы считаться образцом чистоплотности.

У окна, завешенного цветным линялым лоскутом, стоял стол, на котором громоздилась гора грязной посуды. Над тарелкой с заплесневелым сыром дружным хороводом вились жирные мухи.

Башмаки Энни липли к полу, который, очевидно, мыли в последний раз до Великого потопа. В углу комнаты располагался топчан, застеленный почерневшим от грязи бельем. На топчане валялась гора какого-то тряпья.

Сама хозяйка выглядела не лучше. Одета она была не в платье, а в какое-то подобие сорочки. Когда старуха приподнимала дряблые руки, под мышками виднелись прорехи. Несмотря на худобу женщины, ее живот был непомерно большой.

Женщина махнула рукой на пару колченогих стульев. Энни осторожно присела, стараясь ничего не касаться.

— Чем обязана визиту? — негостеприимно сложив руки на груди, старуха спросила у герцога.

— Можешь помочь, Жервеза?

— Могу помочь, а могу и не помочь, — старуха прищурила мутно-желтые глаза.

Уэйн кинул на стол золотой. Монета встала на ребро и покатилась. Жервеза хлопнула по ней ладонью.

— Вот это другое дело, — улыбнулась она беззубым ртом, вертя монетку в пальцах. — Но если случай сложный, то дашь мне еще одну монетку.

Герцог молча кивнул.

— Я скоро вернусь, а ты присмотри за ней, — он мотнул головой в сторону Энни. — Сделай ей чего-нибудь успокоительного.

Энни сама от себя не ожидая, схватила герцога за рукав:

— Вы точно уверены, что это безопасное место?

— Абсолютно. Это самое безопасное место в этом районе.

Когда дверь за герцогом захлопнулась, Энни поймала себя на мысли, что боится эту полоумную старуху так же, как Этьена, если не сильнее.

Пока Жервеза суетилась, разводя в печи огонь, Энни перебирала в голове известные ей молитвы, но слова путались, и от этого ей становилось еще страшнее. Между тем старуха поставила на огонь закопченный котелок и плеснула туда воды.

«Совсем как ведьма», — пронеслось в голове у Энианы.

Жервеза, еще больше укрепляя ее в этом мнении, проковыляла к полкам, на которыхлежали пучки сушеных трав, и принялась обнюхивать их. Отобрав нужные травы, старуха покидала их в котел и вскоре сняла его с огня.

— Пусть пока настоится.

Покончив с приготовлением варева, Жервеза обратила внимание на свою гостью. Она пристально уставилась на Энни, буквально сверля ее взглядом. Этого хозяйке показалось мало, и она подошла к Энни вплотную, не сводя с нее глаз.

Энни сжалась в комочек, когда Жервеза обхватила ее щеки костлявыми пальцами, пропахшими мочой.

— Красавица, — одобрительно протянула она. — Хор-р-роша! — и тут же изменившимся голосом добавила: — Хочешь жить — держись от него подальше, девчонка!

— От кого? — прошептала Энни.

— Что от кого? — гаркнула на нее старуха.

— Держаться подальше от кого? Вы мне только что сказали.

— Ты в своем уме? Ничего тебе я не говорила!

Жервеза взмахнула руками. Хорошо, что Эниана успела отстраниться, иначе старуха попала бы ей по лицу.

— Есть хочешь? — старуха сдвинула грязную посуду в сторону и поставила перед Энни тарелку с сыром. По куску, покрытому серо-зеленым пушком плесени, преспокойно ползла муха с откормленным ядовито-синим брюшком.

— Спасибо. Я не голодна.

— Тогда отвар пей, — Жервеза набрала в глиняную кружку мутную жижу из котелка и вручила питье Энни. Та развернула кружку сколом от себя и пригубила отвар.

Заметив у стены какое-то движение, Энни машинально взглянула туда. По полу бежала крыса с длинным толстым хвостом. Энни вскрикнула и чуть не расплескала на себя содержимое кружки. А старуха сняла с ноги деревянный башмак и запустила им в крысу:

— Чертово отродье!

Крыса взвизгнула и метнулась в нору в углу.

Одной вороне не было никакого дела до поднятого шума. Спрятав голову под крыло, она спала.

Жервеза не была любительницей вести беседы. Справившись с поручением герцога относительно Энни, она забыла о ней. Совершенно не стесняясь присутствия чужого человека, Жервеза расхаживала по комнате, почесывая то живот, то задницу, напевала бессвязные песни, перебирала свои корешки, травки, баночки и пузырьки, хлопотала у очага, разогревая воду.

Через какое-то время в дверь постучали. Энни встрепенулась и отодвинула край лоскута, прикрывавший окно, в надежде увидеть, кто пришел.

Старуха, бормоча что-то явно не очень доброе, после допроса, кто пришел, отворила дверь.

Первым вошел герцог и встал в сторону, чтобы не мешать мужчинам заносить носилки с Жаном. Энни поборола порыв броситься к ним и проверить, как Жан. Старуха весьма шустро достала из кованого сундука простыню по виду гораздо более чистую, чем та, которой был застелен ее топчан.

Мужчины осторожно переместили Жана на постель и теперь мялись в дверях. Старуха плеснула воды в таз и вымыла руки с мылом. Затем вытерла насухо тряпицей из того же сундука. Подойдя к больному, она поцокала языком.

— Помогите мне раздеть его, — велела она мужчинам. — Руки! Руки помыть не забудьте.

Энни отметила про себя, что были они немолоды и выглядели сурово и мало чем отличались от сегодняшних бандитов, но Жервезе они повиновались беспрекословно.

Одного из них звали Паэн, другого, угрюмого и сутулого, звали Гийом.

Когда с Жана сняли рубашку и штаны, Жервеза покачала головой и нахмурилась. Эниане не понравился жест лекарки:

— Он будет жить? — не сдержалась она.

— Будет. Будет, — заверила ее старуха, — если не умрет.

— Рана на затылке, два ребра сломано, ушибы, — подвела итог Жервеза и недовольно прикрикнула на помогавших ей мужчин: — Не стойте как остолопы, пойдите купите мне холстины, буду ребра перетягивать, и одежды пареньку возьмите.

Гийом вопросительно посмотрел на герцога, тот кивнул и дал ему кошель.

Выгнав мужчин, Жервеза промыла рану Жана, а после обработала ее жидкостью из одного из своих пузырьков.