– О, да неужели? Или, может, я ошибаюсь? Да он за милую душу упек бы нас в тюрягу, лишь бы поладить с «Нэшнл-Моторс». Если я не прав, охотно попрошу у него прощения. А сам я готов простить его за всех вдов и сирот, которых он уговорил пойти очертя голову на мировую с ними, откажись он выступать на их стороне против нас. Так ведь справедливо?

– Ты всегда имел зуб на моих.

– Неправда. Я всегда уважал твоего отца… он человек с положением, люди его уважают. Когда я порвал со своими, то по дурости понадеялся, вдруг он и в самом деле станет относиться ко мне как к родному, не то что мой отец.

Но Карен его едва слушала: на мгновение ей показалось, что у нее внутри что-то зашевелилось, и она поднесла руку к животу. Рановато для шевелений. И все же она этого ждала. Хотя вида пока не показывала. Теперь же, когда у нее прошли симптомы лучевой болезни – они оказались более легкими, чем у него, – она всего лишь спокойно ждала. Даже не верится. Тепло. Как будто пузырьки воздуха рвутся наружу. Ей хотелось, чтобы он тоже это знал и так же спокойно ждал вместе с нею, но, скажи она ему прямо сейчас и возникни между ними ссора, он может использовать ее как повод не принимать ее родителей.

– Давай отложим этот разговор, – тихо предложила она. – Ты же не знаешь, зачем он хочет приехать и что собирается сказать. Так что не стоит горячиться загодя. Ложись и отдыхай, пока они не заявились.

Спокойствие, с которым она ушла от ссоры, приятно удивило его. Казалось, Карен стала увереннее в себе, хотя и скрывала это. Когда она села в кресло, Барни вдруг заметил, что она вернулась к жизни. Лицо помолодело, сыпи на шее как не бывало… но больше всего поражало спокойное, даже доброе выражение ее глаз.

– И что же сказала тебе мать? Может, происходит что-то, чего я не знаю?

Она нежно пожала его руку.

– Давай не будем сегодня ссориться. Я не хочу, чтобы они видели тебя слабым и измученным. Ложись и побереги силы.

Барни хотелось съязвить в ответ, но доброта Карен удержала его.

– И то верно. Поберегу голос на потом.

Наверху свет, косо пробивавшийся через окна спальни, резал ему глаза. Барни неуверенно шагнул вперед и задернул шторы. Лежа на спине в постели, он потянулся, тяжело вздохнул и попробовал угадать, что же она от него утаивает.

Его разбудил шум машины, остановившейся на въезде к дому. Барни с трудом сел, силясь совладать с головокружением и тошнотой. Они так мучили его, несмотря на короткие передышки, что он боялся спать. Цена пробуждения была ужасна. В темноте он нащупал ногами ботинки и заправил рубашку в брюки. Ему хотелось посмотреть, как Джейсон П. Брэдли переступит порог его дома, хотелось разглядеть в нем признаки страха и отвращения. Чета Брэдли станет их первыми гостями за последние три недели с лишним (с тех пор как к ним случайно заглянул ничего не подозревавший книжный торговец – он принялся распинаться о том, что каждой американской семье нужна энциклопедия из любви к детям, даже если их пока нет и они планируются в скором или отдаленном будущем, но Барни выставил его вон), и ему не терпелось увидеть их реакцию на случившееся. Он поднес руку к волосам, пригладил их назад и пожалел, что дал себе труд побриться. Ему хотелось выглядеть опустившимся. Ладно, пусть принимают таким, какой есть.

Когда Барни спустился, Карен была уже у двери – встречала у входа родителей. Джейсон П. Брэдли, высокий и сухопарый, несмотря на свои пятьдесят восемь, с волнистыми седыми волосами, держался важно, глядя на мир с высоты своего преуспеяния. Барни видел его редко, и то издали – на фоне книг, обшитых дубом стен и больших кожаных кресел в их доме в колониальном стиле. Он и сейчас выглядел так же, как всегда, словно притащил с собой ауру из книг и кожи.

Лаура Брэдли тоже выглядела неплохо: хотя она уже давно убрала морщины с шеи и подбородка – не без помощи пластической хирургии, на лице у нее было слишком много пудры и помады, как будто для того, чтобы ее было видно издалека. Она прибавила в весе, а когда сбросила на кресло платок, обнажились ее белые дряблые руки. И тем не менее от глаз Барни не ускользнуло, чтó Карен унаследовала от нее: черные волосы и зеленые глаза. Карен в свои пятьдесят наверняка выглядела бы точно так же, если бы жила той же беззаботной жизнью, что и ее мать.

Лаура Брэдли вошла осторожно, словно старалась не запачкать подол.

– О, солнышко мое родное! О, малышка моя, какой ужас тебе, наверно, пришлось пережить. Просто кошмар! Ты же не знаешь – когда Денис Энгстрем позвонил нам в Лос-Анджелес и рассказал, что случилось, мы чуть с ума не сошли. Джейсон рвался домой, но как раз тогда он занимался тем, что вводил того жалкого адвокатишку в курс дела по поводу всей этой кучи исков на компанию. Ужасный тип – под ногтями черно, ботинки вечно грязные, представляешь? Ну да ладно, теперь мы здесь. А вся эта новенькая мебель и шторы довольно милые. Должна сказать, мы искали твою сестрицу по последнему адресу, но ее уже простыл и след. А нового адреса она не оставила. Как сквозь землю провалилась – пропала бог весть куда. Уж очень не повезло ей с соседками – одна из них сказала нам, что она даже лежала в больнице. А когда вернулась за вещами, ее было не узнать. Ох, доченька моя! Та женщина сказала еще, что она обратилась в какую-то новую религию или что-то в этом роде. Представляешь? Наша Майра?

Барни хотел было сказать, что представляет, однако она тут же перешла на другую тему. Теща у него была такая шустрая.

– Ты должна рассказать нам все-все, – сказала она. – О, солнышко, у тебя такой усталый вид. Тебе больно? Джейсон, ты только посмотри!

Но Джейсон П. Брэдли смотрел на своего зятя. Подумав, он протянул ему руку. Барни почувствовал, какого усилия ему это стоило, и пришел в ярость.

– Лучше не надо, – проговорил он. – Радиоактивная пыль – штука непредсказуемая. Может быть где угодно. Так что не стоит рисковать.

– Какой ужас, Барни! – воскликнула Карен. – Не слушай его, папа. Наш дом проверили сверху донизу. Так что у нас все совершенно чисто.

– Если только они не занесли что-нибудь с улицы, – заметил Барни. – Зараза гуляет по всему Элджину, да будет вам известно, и все благодаря таким, как я.

Отец Карен смотрел на него совершенно невозмутимо, хотя по его исполненному горечи тону прекрасно понимал – им здесь не рады. Лаура Брэдли старалась сохранять хладнокровие, но, несмотря на все старания, принялась нервно озираться по сторонам.

– Смех, да и только, и ты это знаешь, – сказала Карен, настойчиво приглашая мать в столовую. – Не слушайте его. Он же художник, вот у него и разыгралось воображение. Папа, давай я тебе налью чего-нибудь.

Ее отец охотно согласился, однако он не смог удержаться и сказал-таки зятю свое веское слово:

– Все это пошло тебе во вред даже больше, чем ты думаешь, Барни. Развязности и ехидства тебе и раньше было не занимать, но сейчас ты переплюнул самого себя. Сходил бы лучше к психиатру.

– Что ж, пока я не могу себе этого позволить, – усмехнулся Барни. – Но если «Нэшнл-Моторс» прислала вас сюда с каким-нибудь заманчивым предложением, может, я и…