Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не думаю, — сказал Аесли. — Скорее, это часовой, который охраняет вход в катакомбы, в которых мы найдем не только Белку, но и хочуг. Я правильно излагаю?
— Не в бровь, а в лоб, — подтвердил Первертский Философ. — На чем сидит, то и охраняет. Хочуги там. Я как раз хотел об этом сказать.
— А что ж не сказал? — спросил Порри, роясь в рюкзаке.
— Передо мной возникла дилемма, — объяснил Первертский, косясь на Гаттера. — Я не мог решить, имею ли я право открыть людям тайну философов. Корпоративная этика, сами понимаете.
Собрание камней вышло из оцепенения и зашушукалось, сыплясь песком.
— Тайну, тайну, они узнали нашу тайну! Кто виноват? Что делать? И делать ли? А если делать, то что? А если что, то как? А если как, то кому это надо? А если это надо нам, то кто мы? И мы ли это? А если не мы, то кто?..
Выяснение ключевых вопросов мироздания прервал массивный базальтовый философ, который с оттяжкой грохнул гранитным молотком по булыжнику:
— Обвинитель! Почему вы не обращаете внимания высокого суда на то, что обвиняемый пытается затянуть процесс?
Философ, поросший мхом, вздрогнул, сделал вид, что не спал, и произнес:
— Обвиняемый пытается затянуть процесс. Заявляю протест.
— Протест отклонен. Суд и сам все прекрасно видит.
— Суд? — удивился Порри. — Какой суд?
— Суд камней, наверное, — сказала Амели. — Что ж, очень... поэтично.
— А кто обвиняемый? — спросил Аесли и понял, что уже знает, кто: Первертский, кто же еще[48]. — А присяжные заседатели?
— А вот они, заседатели, — судья обвел рукой дюжину философов, настолько убедительно расширявшихся к низу, что в их заседательстве никто бы не усомнился.
— А кто защитник?
— Обвиняемый отказался от адвоката, — усмехнулся базальтовый судья. — Сказал, что сам себя сможет защитить.
— Я передумал, — заявил Первертский, бросив взгляд на Сена, — мне нужен адвокат. Вот этот.
Аесли отметил, что в окружении себе подобных Каменный Философ говорит совершенно нормально, без всяких присущих ему двух— и трехсмысленностей. «Интересно, он для этого напрягается или, наоборот, расслабляется?» — подумал мальчик и с достоинством поклонился:
— Защита хотела бы ознакомиться с материалами дела.
Толпа недовольно загудела:
— А что материалы? Обычные материалы: базальт, гранит, опал, хризолит, мрамора немного, малахит, если повезет...
Рукав Аесли затрещал.
— Да? — недовольно обернулся он.
— Молодец, Сен! — громко зашептала Мергиона. — Забалтывай их, сколько сможешь, тяни время, а мы незаметно улизнем и займемся часовым.
Аесли коротко кивнул и снова повернулся к высокому (и широкому — в общем, достаточно громоздкому) суду. Забалтывать он мог кого угодно и сколько угодно. Это, в принципе, даже не было задачей. А выступить в роли адвоката и выиграть дело... Вот это уже интересно.
— Итак, — сказал Сен. — Защита просит огласить обвинение. Прошу вас, обвинитель. Обвинитель!
Философ в желтую крапинку толкнул каменным локтем философа, покрытого мхом.
— А? — вскинул голову тот. — Куда? «Дело упрощается», — подумал Аесли.
— Прокурор, вы помните, в чем обвиняется мой подзащитный?
Замшелый прокурор попытался возмутиться, потом саркастически рассмеяться, да так и застыл с открытым ртом, полным слюдяных пластинок. Видимо, о деле он помнил еще меньше, чем знал защитник.
Когда мох на голове обвинителя задымился от напряжения, судья скрипнул зубами (первосортные кварцы) и подтолкнул к обвинителю глиняную табличку.
— Обвиняемый каменный философ по имени Песочный Куличик, — начал с интересом читать обвинитель, — также известный как Первертский Мыслитель, родился... ну, тут можно пропустить...
— Заявляю протест! — Сен глянул в сторону. Мерги, Порри и Амели со скучающим видом незаметно окружали часового с голубыми полудрагоценными вкраплениями. — Обвинение пытается утаить факты, которые могут иметь отношение к делу.
— Обвинитель! — в голосе судьи зазвучал если не металл, то по крайней мере железная руда. — Огласите все факты, которые могут иметь отношение к делу!
— Как? Все факты? С самого начала?
— С самого начала, — судья сделал знак базальтовой ручищей, и десяток философов пришли в движение.
Когда гора глиняных табличек выросла до плеч прокурора, Сен понял, что задача потянуть время может считаться перевыполненной. Он поежился. Судья, напротив, пришел в самое благодушное состояние.
— Надеюсь, продолжительность жизни защитника позволит ему ознакомиться со всеми фактами, — улыбнулся он, сверкнув кварцами. — Прошу вас, обвинитель.
— В начале были камни, — прочел обвинитель...
Итак, в начале были камни. А потом началась эволюция.
Все как обычно. По Земле ходили динозавры. Очень тяжелые динозавры. Динозавры наступали на камни, дробили и давили их. Выживали только те камни, которые лежали в стороне от динозавровых троп. Пара миллионов лет дробления и давления — и у камней начал развиваться инстинкт самосохранения, повинуясь которому, они научились отползать подальше от гигантских ящеров. Для быстроты отползания камни принялись отращивать конечности. Камни с ногами имели гораздо больше шансов выжить. Камни с ногами и руками — еще больше, поскольку могли спрятаться от динозавров на дереве. Так возникли троллодиты. Все строго по Дарвину.
Спустя неопределенное — но, без сомнения, очень, очень большое количество миллионов лет — троллодиты разделились на две ветви. Взяв в руки камень, троллодит стал троллем. Не взяв и обосновав это — каменным философом.
И наступило золотое время — Каменный век.
В изложении прокурора период до Каменного века занял почти час, к исходу которого базальтовый судья начал проявлять признаки нетерпения. Он ерзал, покашливал и все чаще поглядывал на Аесли. Но Сен держался молодцом: важно кивал, делал пометки в блокноте, ободряюще похлопывал подзащитного по имени Песочный Куличик по плечу и почти не смотрел в сторону друзей, хищно круживших вокруг часового.
Когда обвинитель добрался до организации на острове Пасхи курорта для каменных философов и приступил к описанию того, как они там торчали в золотое время, судья сломался.
— Э-э-э, — сказал он. — Возможно, защита сочтет уместным сначала заслушать... э-э-э... последние по времени факты? Все-таки Каменный век имеет... э-э-э... несколько отдаленное отношение к делу.